Но окажется ли её в конечном счёте достаточно, когда истинная угроза придёт в Санктуарий?
Нарастание магической энергии вернуло его внимание к нынешней ситуации. Коря себя за отвлечение, сын Диомеда пристально взглянул на убежище магов. Затем, представив, что у его нынешней формы есть руки, он сложил ладонь лодочкой над отдалённым, но приносящим неприятности зданием.
И под его ладонью то, что походило на верхнюю половину яичной скорлупы, стало облекать здание. Оно окружило всё, что ему было нужно, после чего опустилось. Когда это произошло, оболочка стала прозрачной, а затем и вовсе невидимой.
Ульдиссиан удовлетворённо кивнул. Он ощутил, что заклинатели только теперь поняли, что что-то не так. Их оцепенение росло по мере того, как они ощупывали то, что полностью заключило их. Им предстояло выяснить, что они не могут покинуть места при помощи магических или физических средств и не могут никак связаться с теми, кто снаружи. Внешнему наблюдателю убежище будет казаться пустым, заброшенным.
Что ещё более важно, если Ульдиссиан всё сделал, как надеялся, то атаки, которую они только что колдовали, больше не было. Он стал проверять, разыскивая следы энергетического потока, который заметил ранее.
Но ничего не было.
Ульдиссиан вернулся в своё тело. Открыв глаза, он молча проинформировал остальных об успехе. Солдаты Кеджана были лишены магической поддержки. Теперь они действительно были как ягнята, посланные на убой, но Ульдиссиан не желал этого.
«Хотя бы в этот раз, — молился он. — Пусть хотя бы в этот раз не будет смертей».
Теперь он обратился ко всем эдиремам, прося их дать всё, что могут. Он не скрывал от них причин, чтобы те поняли. Никто не запротестовал, некоторые только удивились и немного расстроились. Однако Ульдиссиан хотел этого, и они не могли не подчиниться.
Он снова ощутил вину за то, что они так сильно доверяли ему.
Ульдиссиан ещё раз направил внутренний взор на поиски солдат-кеджани. Много времени это не отняло, поскольку они уже были почти в пределах видимости. У него не было времени планировать; это должно было произойти прямо сейчас.
Это был вопрос, чья воля окажется сильнее: его, — усиленная совместным вкладом каждого из эдиремов, — или их. Солдат было больше, чем его приверженцев, но они были простыми людьми и не ведали о даре, который несли в себе. Поэтому нечего было и думать о том, чтобы сравнивать две противоборствующие силы.
Но всё равно Ульдиссиан не мог знать, ожидает ли его успех, пока действительно не попробовал.
«Спите» — приказал он кеджани.
Нечто похожее на лёгкий, чистый снег — снег в местности, охваченной зноем, — стало опускаться на подходящее войско. Их идеальный строй начал сбиваться, когда многие стали смотреть вверх в изумлении. Ульдиссиан ощущал мрачное предчувствие офицеров, ведь они знали, что ничего хорошего от этого можно было не ждать.
Первый человек, которого коснулись лёгкие хлопья, зевнул. Он перестал маршировать, затем упал на колени. К этому времени несколько соратников присоединились к нему. Офицер устремился к двоим и поднял хлыст… После чего последовал их примеру.
Сначала по одному, затем дюжинами, сотнями — войско Кеджана складывало своё оружие, тихо падало на колени, а потом просто засыпало. Они не укладывались — просто вставали на колени ряд за рядом, руки их свободно повисали, головы съезжали на тот или другой бок. С закрытыми глазами и расслабленные ртами солдаты мирно отдыхали.
Те, кто был на лошадях, в том числе командиры, не успели убежать и разделили участь своих товарищей. Всадники просто повисали в сёдлах. Лошади поступали в своей обычной манере: опускали головы и спали стоя.
Эдиремам противостояло целое войско, только теперь оно не могло пробудиться до тех пор, пока Ульдиссиан не прикажет.
Со стороны его сторонников сначала последовала тишина. Нет, дело было не в том, что они расстроились из-за отсутствия кровопролития, — просто большинство из них не были уверены, что своими криками они не разрушат заклинание. Как только Ульдиссиан заверил их, что этого не произойдёт, отовсюду раздались крики. Эдиремы радостно приветствовали невиданное зрелище; картина ещё больше приковывала взгляд от снежного покрова на шлемах и солдатах.
Ульдиссиан заставил прекратиться падение новых вызывающих сон хлопьев. Он благодарно улыбнулся, радуясь, что его молитва не осталась неуслышанной, но затем подумал, кому это он молится. Уж точно не Инарию и не Трём.
Но в данный момент это вряд ли имело значение. В отличие от приятного зрелища, которое он сделал явью. Не будет никакой зверской битвы между его людьми и Кеджаном. Ситуация была временная, но он надеялся, что она продлится достаточно долго.
Достаточно долго, чтобы разделаться с Инарием.
* * *
Мендельн проклинал дракона и положение дел в целом. Он ругался со страстностью, какую редко выказывал. Это было во многом связано с тем, что ему не давали слова ни в чём, что происходило. Всякий раз, когда кто-нибудь желал воспользоваться им, его забирали от брата и закидывали куда угодно. То, что то же самое происходило с другими, служило слабым утешением. В данный момент Мендельн был особенно на взводе.
Его ярость была такой, что поначалу он даже не обратил внимания на душевные муки Траг’Оула, явно прослеживающиеся в голосе существа.
Мендельн… Мендельн… Ты его чувствуешь? Я с трудом… Удерживаю связь.
— Верни меня к брату! Я сыт этим по горло! Сколько раз я должен кланяться тебе и Ратме? Я благодарен за то, чему вы меня научили, но это не…
Слушай меня! — потребовал дракон тоном, который не допускал никаких возражений со стороны человека. — Оглянись вокруг! Посмотри, где ты находишься!
Брат Ульдиссиана сделал это — и только тогда понял, что чернота, в которой он парил, не была владениями Траг’Оула. Это место излучало такую пустоту, что Мендельн вдруг обвил руки вокруг тела и страстно пожелал оказаться в относительно радостном доме дракона.
Не поддавайся этому! Если поддашься, не только Ратма, но и ты будешь потерян. Будь начеку!
Предупреждение Траг’Оула начало доходить. Пытаясь сосредоточиться, Мендельн поднял кинжал к лицу и сосредоточился на его успокаивающем свете. Какая-то часть страха начала уходить.
— Что… Что это за место? — наконец сумел спросить он. — Ты сказал, что Ратма тоже где-то здесь?
Здесь… И заточён, быть может, до конца всего сущего. Отправлен в это проклятое место Инарием в качестве награды за стремление к правильным делам.
