— Никто из вас не стремился к этому, — сказал Сареван. Вадин рассмеялся.
— Да уж конечно! Если бы в ту пору, когда мы впервые встретились с Мирейном, мне сказали, во что мы превратимся, я думаю, что убил бы его, а потом и себя. Или убежал бы куда-нибудь далеко, чтобы никогда не возвращаться. — Почему?
— Я не был рожден магом, — сказал Вадин. Теперь он не смотрел на Саревана; его глаза были устремлены на солнце. Сареван знал, что никто, кроме Вадина, Элиан, Мирейна и его самого, не может этого делать. Только в их жилах течет кровь Солнца. Он очень гордился этим, хотя и испытывал легкий страх. Солнечные лучи наполнили черные глаза Вадина огнем, подобно тому как вода наполняет чашу. Он продолжал говорить, словно вспоминая то, что произошло давным-давно, но не стерлось из памяти:
— Я был простым человеком, наследником одного лорда с гор. Я знал, каков будет мой удел. Вырасти в доме отца вместе с братьями и сестрами. Отправиться на службу к королю на пару лет, чтобы оправдать честь моего дома. Вернуться домой и готовиться стать повелителем Гейтана, а после смерти моего отца занять его место, обзавестись женами и законными наследниками и править страной так же, как это делали до меня мои предки. И вот однажды я стоял на страже у ворот замка в Яноне. Было прекрасное утро ранней весны, на стене крепости стоял старый король, и вдруг появился незнакомец, который лишил меня моей безмятежной уверенности в будущем. Его звали Мирейн. Он объявил себя сыном наследницы Янона, погибшей где-то далеко на юге, и король признал его своим наследником и сделал меня его личным оруженосцем. Я ненавидел его так глубоко, что не мог придумать лучшей мести, чем заставить его принимать мои услуги. — Но ведь сейчас ты не испытываешь ненависти к нему. Вадин улыбнулся, глядя на солнце. — Иногда я и сам удивляюсь, — сказал он. — Мы с ним выше ненависти. Я думаю, что мы даже выше любви. Твоя мать знает об этом. Она, как и мы, тоже не желала этого. Она хотела получить твоего отца, это правда, но никто не думал, что я стану частью этого. Ты знаешь, что я умер за него. Его убийца метнул копье, и я остановил его, но и сам был остановлен. Однако Мирейн не хотел отпускать меня. У него был свой собственный план мести, и мы заключили пари, ставкой в котором была наша вечная дружба. Он сказал, что я стану его другом. Я сказал, что этого не будет никогда. В конце концов я, конечно, проиграл. Он вернул меня к жизни, но во мне осталась какая-то часть его магической силы, так же как и часть его самого. А потом настал его черед: он чуть не погиб во время тайной схватки с прислужницей тьмы. Мы вместе с Элиан вернули его к жизни, и тогда произошло слияние нас троих в единое целое.
— Я тоже был частью этого, — сказал Сареван. — Но я еще не родился.
— Твоя жизнь тогда только-только зародилась, дитя, — сказал Вадин. — Но теперь, когда мы воздвигли Башню Эндроса, все обстоит по-иному. К тому времени ты уже достаточно вырос, чтобы выражать недовольство, и вложил в нашу работу частицу себя. Именно тогда мы и поняли, что ты будешь магом. — Я всегда был магом.
— С незапамятных времен, — авторитетно подтвердил Вадин, но в его голосе послышались ехидные нотки. — Вот видишь, иногда бывает так, что сила не обязательно содержится в теле только одного мага. Иногда их бывает двое или трое. Думаю, с душами происходит то же самое. Некоторые из них не созданы для одиночества. Они могут не знать об этом, могут долгие годы жить в блаженном уединении. И вдруг появляется другая половинка или треть, и бедная душа изо всех сил пытается не подпустить их к себе, но только это безуспешная борьба. Души и силы знают, что они собой представляют. Только разумы и тела сопротивляются, стараясь быть такими, какими они себе кажутся.
* * *
Разум и тело Саревана, ставшего взрослым и решившегося на предательство всех трех ликов этой великой сияющей силы, не обладали собственной магической силой, поэтому сопротивляться ей не могли. Но оставалась душа, и эта душа нашла свою половинку. Другой человек не понимал, что происходит, называл это желанием и отчаянно стремился к тому, чего не мог получить.
— Аварьян, — прошептал Сареван. — О Аварьян, неужели это тебя забавляет? Из всех душ мира ты выбрал для меня эту. И поместил ее именно в это тело. Ведь мы не можем быть вместе как мужчина и женщина. Мы не можем разделить правление миром. Мы даже не можем стать братьями, а тем более любовниками, потому что на мне твое ожерелье. Так чего же ты хочешь от нас? Чтобы мы страдали молча? Терзались в разлуке? Убили друг друга?
Ответом бога было молчание. Сареван зарылся лицом в теплый мех Юлана. Кот едва слышно замурлыкал. Сареван медленно погрузился в сон.
* * *
Зха'дан даже и не помышлял о злорадстве, однако выглядел очень довольным.
— То, что говорят про искусство асанианцев, правда, — сказал он на закате следующего дня.
— Я не сомневался в этом. — Сареван старался оставаться невозмутимым. Однако его язык был не столь сдержанным. — Но хочет-то он меня, знаешь ли. Зха'дан и глазом не моргнул.
— Конечно, мой лорд. Только он понимает, что эта честь слишком велика для него. — По своему положению он не ниже меня. Зха'дан знал, что такое вежливость. Он не стал произносить вслух те возражения, которые Сареван прочел в его глазах.
Следующий постоялый двор был таким же переполненным, как и прежний, но договориться с хозяином оказалось намного труднее. Он пытался возражать против присутствия Юлана и двух рабов молодого лорда. Хирел уже выразил свои пожелания. Он запретил сажать кота в клетку во дворе или загонять в пустой хлев. Рабы должны были остаться с ним.
Халид вел переговоры с хозяином, постепенно добиваясь успеха. В ожидании Хирел расположился поудобнее, усадив принца и дикаря на ковры, наваленные кучей возле его ног, покоившихся на расслабленной спине Юлана. Зха'дан с видимым удовольствием привалился к Хирелу, позволяя гладить себя и кормить кусками мяса с асанианского блюда. Саревану все это было весьма неприятно, но сопротивление здесь, в переполненном зале, вызвало бы подозрения. И он должен был уступить.
В ответ на его протестующий взгляд Хирел улыбнулся и сунул ему в рот кусок лепешки, который предварительно обмакнул во что-то темное, острое, обжигающее как огонь. Сареван задохнулся, стал отплевываться и чуть не бросился на своего обидчика. Но мучитель удержал его, приблизив лицо словно для поцелуя.
— Видишь тех двоих в дальнем углу? Сареван замер. Гнев в его глазах превосходил жар в горле. Он не стал поворачиваться и разглядывать тех, о ком говорил Хирел, но краем глаза заметил их. В дальнем углу сидели два асанианца, которые ели и пили, как и остальные посетители. Ничто в их поведении не вызывало подозрения. Их прически выглядели странно: от лба до макушки волосы были сбриты, а с затылка длинные пряди свободно падали на плечи.
