Помнится, учитель говорил Большелапому: «Если кто-то не страшится силы — значит, уверен, что он еще сильнее…»
Может, этот человек — маг?
Большелапый грозно шагнул к костру:
— Кто позволил пленнику разжечь огонь?
Ответил Сизый (человек все еще считался его добычей):
— Люди так легко подыхают от холода…
Он говорил робко, виновато, припав брюхом к земле.
— Пусть греется, — сменил вожак гнев на милость. — Сизый, твоя добыча достойна охотника, твой ученик может тобой гордиться.
Из темноты донеслось тоненькое восторженное верещание.
А вожак, забыв о Сизом, обернулся к Ловцу Ветра:
— Ты выяснил, это не самка?
— Взрослый самец, — без удивления ответил переводчик.
Вопрос был отнюдь не праздным. Известно, что с самцами любых тварей можно поступать как угодно. Самок можно убивать только в сезон плохой охоты, но и тогда эта добыча не считается достойной. А детеныши и яйца идут в пищу лишь тогда, когда почти умираешь от голода…
Ну, с самцом церемониться нечего! Вожак поднялся на задние лапы и рявкнул так, что позавидовал бы матерый дракон.
Шорох в темноте смолк: стая прониклась грозным величием главаря.
А человек повернул голову, сказал что-то Ловцу Ветра на своем квакающем языке, выслушал ответ, неспешно повернулся к нависшему над ним ящеру и растянул губы, обнажая мелкие, как у самки, клыки.
По рассказам Короткого Хвоста вожак знал, что у людей обнажение клыков означает разные оттенки веселья, а не угрозу. Но почему веселится эта бледнокожая тварь?
Большелапый обернулся за разъяснениями к переводчику.
— Я побеседовал с пленником, — с готовностью начал тот. — Не все понимаю, что он говорит. Большинство слов знакомые, но речь идет о каких-то непостижимых вещах. Кажется, он недоволен вожаком человеческой стаи… упоминает какую-то самку… Я понял главное: он хочет вести нашу войну и делить с нами добычу.
Большелапый озадаченно молчал. Вот уж чего он не ожидал, так это перспективы превращения пленного в члена отряда!
Ловец Ветра увлеченно расписывал невероятную пользу от этого человека с его знанием людских порядков и обычаев. Вожак прервал его коротким рыком:
— Где ящик?
Из темноты к костру вышел на задних лапах ученик Сизого. В зубах он бережно нес ларчик из ароматного дерева. Малыш был преисполнен такой трогательной важности, что Сизый тихо зашипел от умиления.
По приказу вожака пленник (пленник ли?) взял ларчик в руки, открыл, уставился на лежащую внутри маленькую вещь из кости. И тут дурацкий оскал сошел с плоской бледной морды. Сейчас — только сейчас! — изменился его запах, выдавая смятение и тревогу.
Ладонь скользнула над странной вещицей. Дрогнула, словно обожглась. Человек осторожно закрыл крышку и что-то сказал Ловцу Ветра. Тот выслушал и перевел:
— Человек — не маг, но умеет читать следы чужого колдовства. Этот костяной цветок полон волшебной силы. Наш пленник искал его, но мы нашли эту вещь первыми. Он поздравляет нас с богатой добычей. Чтобы заполучить этот цветок, человечий вожак и его воины согласятся отдать очень многое. Наш новый друг готов вместо нас говорить с человеческой стаей.
При словах «наш новый друг» Большелапый хлестнул хвостом по земле. Друг? Не рано ли? Не слишком ли гладко все складывается?
— Почему он не боится нас? — грубо спросил вожак переводчика.
— Ты про запах? — догадался Ловец Ветра. — Кто их знает, этих людей… Но тебя, Большелапый, он боится, и даже очень. Когда ты появился у костра и взревел, он повернулся ко мне и спросил: «Это что еще за багровое пугало? Он у вас, похоже, самый горластый!» Я не знаю, что такое «пугало», но думаю, это от слова «пугать». Так что твой грозный рык в должной мере устрашил пленника.
Несколько мгновений вожак пребывал в нерешительности. Запах — это важно… но раз пленник сам сказал, что боится… в конце концов, кому это и знать вернее, чем ему самому?
— Что ж, — прошипел Большелапый, обращаясь напрямую к человеку, — веди нашу войну и дели с нами добычу. Разрешаю тебе назвать свое последнее имя.
Человек выслушал перевод. Вновь оскалил свои жалкие клычишки и произнес одно-единственное слово:
— Шадхар.
В замке давно привыкли к постоянным «болезням» госпожи Вастер, но на этот раз она чуть не слегла по-настоящему.
Бешенство, бессилие, гнев, горячее желание убить, задавить своими руками — но кого?
Из богатства, рассыпанного по дну шкатулки, уцелели только две бусины. Две — из всего ожерелья!
Одна — переливчатая, многоцветная — была на шее прешагри во время последнего полета. Она-то и позволила Вастер сменить облик.
Вторую — ярко-алую — птица несла в клюве, чтобы там, у реки, вернув себе человеческий образ, заманивать колдовской песней несчастных путников.
Крылья и песня — вот все, что осталось у Вастер. Как мало!..
А в придачу к этой беде — вторая: из Людожорки сбежал Эйнес!
Вастер кожей чувствовала неодобрительные взгляды богов, которые наконец-то вспомнили про грешницу и решили отсыпать ей полной пригоршней все, что заслужила.
Женщину душил страх, но она готова была драться, как лиса, чью нору раскапывают собаки.
Поэтому, когда служанка нагло сунулась в комнату к страдающей госпоже, в физиономию бестактной Девчонке полетело сорванное со стены зеркало.
Служанка с ловкостью циркового жонглера перехватила зеркало на лету и сообщила, что в замок пришел бродячий торговец, увиделся с нею с глазу на глаз и потребовал, чтоб его тайком провели к госпоже Вастер. Не попросил — потребовал!
Высокородная дама разразилась таким потоком брани, что протрезвел бы и пьяный грузчик… но вдруг оборвала свою изысканную тираду. До нее дошло: бродячий торговец, жалкая тварь с лотком, не просит, а именно требует свидания с супругой властителя замка!
Одно из двух: либо этот человечишка спятил — и тогда Вастер спустит на него псов, хоть душу слегка отведет… либо он так нагл потому, что твердо знает: это сойдет ему с рук. Может, его прислали воры — договориться о выкупе шкатулки с бусинами!
Госпожа топнула ногой. Догадливая служанка тут же подставила пред ее ясные очи зеркало. Вор или принц — ни к кому Вастер не выйдет зареванная и растрепанная!..
Когда мужчина в потертой кожаной куртке шагнул через порог, Вастер не закричала, не потеряла сознание, разве что слегка побледнела. У нее хватило самообладания жестом отправить прочь служанку. И лишь оставшись вдвоем с нежеланным гостем, женщина отчаянно выдохнула:
