— Ва! — сказала Ута. — Я скажу, что хочу пить. И ищу кухню. Или место, где можно напиться. Что, нас собираются морить голодом и томить жаждой? Не узницы же мы в конце концов!
— Ой, я тоже хочу пить, — оживившись, воскликнула Аник и спрыгнула с подоконника. — Пойдем поищем воду.
— Нет, — сказала Ута. — Ты — дочь князя, тебя заметят, донесут матери-настоятельнице. А я — никто, служанка, и меня никто не знает. На слуг не обращают внимания.
— А вдруг узнают? — спросила Аник встревожено. — Если мать Проклея узнает, что ты нарушила ее распоряжение, она тебя выгонит, и мы с тобой можем никогда в жизни не увидеться!.. — от этой мысли Аник стало страшно. — А так я всю вину возьму на себя, меня она не выгонит.
— Нет, Аник, — покачала головой Ута. — Ты и так слишком испытываешь терпение своей тетки.
— А если с Балком не удастся договориться? Если ты его не найдешь? Или если он не согласится? Вообще-то лучше было бы мне с ним договариваться, мне он не откажет…
— Меня он тоже помнит. Нет, Аник, ты сиди здесь, а я пойду…
— Погоди, — сказала Аник, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами. — Давай хоть попрощаемся! На всякий случай…
Подруги обнялись. Аник расплакалась, Ута тоже хлюпала носом.
— Знаешь что? У нас, горцев, есть старинный обычай… Ты не смейся только, но давай побратаемся!
— Аник! — воскликнула Ута, улыбнувшись сквозь слезы, — как мы можем побрататься! Мы можем только по… засестриться! Видишь, даже слова такого нет!
— Нет — так будет, — сердито сказала Аник и топнула ногой. — По обычаю надо капнуть по капле своей крови в чашу вина и разделить эту чашу с будущим побратимом. У нас вина нет, мы просто смешаем свою кровь, — с этими словами Аник вынула кинжал из украшенных бисером ножен, тот самый, который когда-то подобрал для нее старый Кена. Она деловито полоснула кинжалом по ладони, ойкнула и протянула кинжал Уте.
Ута покачала головой, но кинжал приняла, прикусив губу, тоже разрезала ладонь.
Девочки соприкоснулись порезами, и у Уты вдруг удивленно округлились глаза.
— О, Аник! — сказала она, отнимая свою ладонь, — я чувствую твою кровь!
А Аник уставилась на свою узкую ладошку. В том месте, где был порез — она до сих пор чувствовала жжение — не было и следа, только полоска крови поверх гладкой кожи.
— А где?.. — выдохнула она, — где шрам?
— Я залечила свой порез, — сказала Ута, деловито вытирая руку платком. — Я сама не знаю, как это у меня получается, и могу это делать только на себе. А теперь, значит, и на тебе тоже. Значит, можно использовать такой способ лечения…
— Ты только о лечении и думаешь, — пробурчала Аник. — Мы теперь с тобой — сестры, а ты думаешь о лечении!
Ута развела руками, дескать, ну такая вот я, что со мной поделаешь! — глянула на Аник лукаво и искоса и сказала:
— Мы теперь больше, чем сестры. Твоя кровь пробежала уже по каждой моей жилочке — я ее чувствую. И всегда буду чувствовать. Ты всегда будешь со мной, а я с тобой. Оказывается, в этом обычае много больше смысла, чем в прочих.
6.
Девушек прервали.
Бесшумно открылась дверь. Немолодая незнакомая белица с постным, как будто у вяленой рыбы, лицом, принесла еду для Уты и пригласила Аник к обеду.
За столом почти никого не было: княжна Русудан и две молоденькие княжны из дома Атанаса, Кето и Мина. Остальные воспитанницы, по-видимому, обедали вместе с княжной Тамарой в ее покоях. Толстушка Русудан выглядела весьма довольной — она всегда любила покушать, и ожидала, что с отсутствием столь многих за обедом ее порция увеличится. Белиц, и самой матери Проклеи в трапезной тоже не было.
— А где сестры? — спросила Аник, усаживаясь.
— Их принимает княгиня Джана, — сказала Русудан, облизывая пальцы. — А подруг Тамары пригласила к себе княжна Астмик. Вай, такая курочка вкусная — попробуй, Аник! Они здесь откармливают птицу пшеницей, вымоченной в вине, и мясо получается такое нежное!.. Когда я выйду замуж, я тоже буду так птицу откармливать… Жалко, что я уже просватана, — добавила Русудан, накладывая на свою тарелку еще несколько кусков курицы — так что для Аник и молоденьких княжон остались только несколько неаппетитных кусочков шейки и спинки, — такие здесь джигиты, вай-вай! — она, жмурясь то ли от воспоминания о джигитах, то ли от вкуса еды, впилась зубами в куриную ножку. — Я сейчас в саду познакомилась. И все — князья, и все — холостые. Зачем ты так быстро ушла из сада, Аник? Побыла бы еще немного — и жениха бы себе нашла, отцу твоему не надо было бы беспокоиться… Ты ведь невеста богатая, за тобой крепость в приданое пойдет. Тебе не нужно искать сына-наследника, и младший сын сгодится… А князь Симон — такой душка! — Русудан причмокнула сальными жирными губами. — Молодой, и красавец, и самому князю Горису родня… А почему ты ничего не ешь, Аник?
— Я не голодная, — сказала Аник, отломила кусок хлеба и налила себе воды в высокий серебряный кубок. Кето и Мина обгладывали какие-то косточки. Русудан огляделась по сторонам и подвинула к себе поближе блюдо с тушеной свининой.
— Ты слишком мало ешь, — рассудительно произнесла она. — Поэтому ты такая худая и бледная. А мужчины любят пухленьких — таких как я. Вай, ну почему отец так поспешил меня просватать?
— А за кого тебя просватали? — спросила Аник, наблюдая за Русудан с каким-то брезгливым любопытством.
— За Горгия.
— За какого Горгия? — Аник знала только одного Горгия из дома Горгиев, бывшего жениха ее пропавшей сестры. Но тот Горгий, насколько ей было известно, давно женился. Однако именно его имела в виду толстая Русудан.
— Горгий из дома Горгиев, наследник крепости Серых Скал. А он старый, и вдовец к тому же. Зато Горгии богатые — побогаче даже и моего отца. Ва, но у него трое детей!.. Я так плакала, когда узнала…
Князь Горгий! Аник вспомнила свою прошлогоднюю встречу с бывшим женихом сестры. Он не очень ей понравился, к тому же показался грубым и не очень хорошо воспитанным. Помнила она и самую первую встречу с князем Горгием, и как он посватался к ней, к Аник, и как отец отказал ему, отговариваясь молодыми летами невесты. Теперь вот Горгий женится на княжне Русудан, а Русудан даже младше ее, Аник! Не то, чтобы Аник завидовала толстушке, или хотела бы замуж за князя Горгия, но новость почему-то была неприятна. Как будто у Аник отняли что-то, принадлежавшее лично ей.
Русудан меж тем продолжала болтать:
— И он такой важный — знает же, что я, его невеста, здесь, и даже и не пытается со мной встретиться! В сад не вышел, вестей о себе не подает. Даже и обидно, право слово!
