— Не надо этого бояться, моя госпожа. Даже если бы я вбил подобное себе в голову, мои казначеи быстро привели бы меня в чувство. Содержание армии требует больших денег, да еще мой город. — При этих словах глаза его загорелись. — Строительство начнется весной. И ты нам поможешь. Тебе ведь захочется иметь что-то свое во дворце и в городе?
— Какое значение может иметь то, что мне хочется? — спросила Элиан, замерзшая в своем великолепном плаще.
— Значение имеешь ты, — сказал Мирейн и совершенно спокойно добавил: — Когда сойдет снег, я хотел бы отпраздновать нашу свадьбу. Весной, в день твоего рождения. Или, если хочешь, в день моего рождения, в праздник Вершины Лета. Или где-нибудь в промежутке.
Элиан ненавидела его. Его холодную самоуверенность, его спокойный взгляд. Она ненавидела свое собственное сердце, предавшее ее, начав отчаянно биться, и свой голос, дрожащий и прерывистый. — А что, если я не стану выбирать? Мирейн дотронулся до ее руки. Это было не более чем легкое прикосновение пальцев, но Элиан почувствовала ожог. — Настало время для решений. И, — за обжигающим прикосновением последовал огненный поцелуй, — для любви.
Ее душила злость. Предательское, предательское тело. Оно пело, когда Мирейн был рядом. И требовало, чтобы он стал еще ближе.
Но он слегка отстранился, и в душе Элиан мгновенно родились гнев, ярость и крайнее безрассудство. Его голос потерял мягкость и стал по-прежнему бодрым — голос брата, в котором едва угадывался король.
— А сейчас разгар зимы. Послезавтра я отправлю большинство моих союзников по домам, пусть правят своими землями для меня. Летом мы снова отправимся в поход.
Элиан содрогнулась, и он схватил ее за руку. На этот раз — никакого огня, только тепло и сила.
— Хотя Асаниан нам не союзник, но он и не враг. Пока что. Этого Зиад-Илариос от меня добился. Но восток восстает. Девять Городов вторглись на территории дальнего юга, на границе пустыни. Я слышал про ужасы, которые творятся там, и про то, что армии их набирают силу. Синдики проверяют мои фланги на прочность. Внезапно в глубине ее души родился холод. — Еще раньше, — сказала она очень тихо. — Холод. Север. Мирейн крепче сжал ее руку. — Север крепок, и он мой. — На севере тьма. Он нахмурился.
— Это зимнее солнцестояние, возлюбленная сестра. И всем нам холодно.
— Нет, — пылко сказала Элиан. — Я это чувствую. Она задела его гордость.
— Мое королевство — как мое тело. Оно спокойно лежит в объятиях зимы. Только на юге возникают трудности. И, — добавил он медленнее, — небольшие проблемы на севере. Совсем маленькие. Один или два набега. Тамошние племена процветают за счет этого, иначе все молодые люди там сошли бы с ума и стали бросаться друг на друга. — Племена? В Ста Царствах? — Это не в…
Это было в Ашане. Посланец оттуда прибыл поздно вечером, промерзший до костей, его кобыла чуть не пала. Когда вино проникло в его желудок, а теплая одежда окутала тело, он начал свой рассказ.
— Все это затеяли люди из Асан-Эридана, — сказал он. — Их девчонка, фаворитка любимого внебрачного сына лорда, привлекла внимание одного гостя. Парень не слишком богат, но у него есть родственники в Асан-Шейане. Он похитил девушку и изнасиловал ее. Сын лорда поймал его и по закону и по праву, хотя, может, и слегка опрометчиво, сделал так, что чужак больше не сможет наслаждаться ни с одной женщиной. Виновник, отпущенный на свободу, вернулся в Шейан. А его родственники к тому времени устали от зимы и горели желанием совершить нападение.
Так бы все и получилось, ваше величество, и на этом бы и закончилось. Но мой господин Омиан состоит в родстве с леди Шейана, и он был там, когда вернулся тот человек. И он ввязал своих собственных людей в шейанское дело.
Эридан располагается близко к границам Эброса и имеет тесные союзные и родственные связи с горсткой своих эбросских соседей. Столкнувшись с отрядами Луйана, лорд Эридана позвал на помощь своих друзей, И теперь мы стоим перед угрозой страшной войны. — Посланец встал со своего места и преклонил колени перед Мирейном. — Мы не стали бы тревожить тебя, Солнцерожденный. Но мой господин стар, а его наследник не стремится к миру, и остальные его сыновья тоже рвутся в бой с Эбросом. Прежде чем все закончится, Ашан может начать воевать сам с собой, и война внутри страны будет такой же яростной, как и за ее пределами. — Говорящий сложил ладони словно в молитве. — Ваше величество, если этот маленький кусок вашей великой империи имеет для вас хоть малейшее значение, мы умоляем помочь нам в нашей беде.
Мирейн посмотрел на посланца. Элиан был знаком этот взгляд: темный, спокойный и совершенно непроницаемый. Ей доводилось видеть, как высокородные господа отступали перед ним.
Этот человек не был высокородным лордом ни по крови, ни по разуму. Он скорчился на полу, прикрыв голову руками. Но у него хватило сил прокричать:
— Солнцерожденный! Во имя вашего отца, помогите нам!
Эти слова повисли в звенящей тишине. И тут раздался тихий, но достаточно ясный удар колокола. Услышав его, Мирейн поднял голову.
— Аварьян садится, — сказал он. — Храм ждет меня.
Посланец обнял его колени в великой дерзости и отчаянии. — Ваше величество!
— После ритуала, — сказал Мирейн, — ты получишь мой ответ.
Казалось, он ничего не сделал, но уже был свободен и широко шагал через зал, а гонец все еще стоял на коленях, обнимая пустой воздух.
* * *
Несмотря на то что храм Аварьяна был набит горожанами, там царил черный древний холод. Властители Хан-Гилена чувствовали этот холод на своих местах возле алтаря: князь и княгиня сидели рядом, а их сын и дочь стояли позади них. Хотя ни один огонек не разгонял тьму, над ними держалось слабое красно-золотое сияние — магический свет, который всегда усиливался в сердце Хан-Гилена. Он сиял даже через плащ Элиан.
Она едва обращала на это внимание. В ее душе царил такой обжигающий холод. Разум ее был хрупким, ясным, сияющим и холодным как лед. Мысли собравшихся здесь людей бились у нес в голове. Ко сильнее их был зов потемневшего алтаря, мантии и воды пророчества. Всей воли Элиан едва хватало на то, чтобы оставаться на месте. «Время пришло, — пела вода. — Время, время, время. Иди, провидица. Иди и правь мной».
Элиан до боли сжала челюсти. Здесь не за кого было уцепиться, даже если бы она и хотела этого. Орсан и его жена находились вне пределов ее досягаемости. Хал поддерживал Анаки, которая все-таки решилась принять участие в ритуале, хотя ее пришлось принести на носилках. Супруги были поглощены друг другом.
В темноте блеснул ослепительный свет. Детский голос, высокий и пронзительно-чистый, нарушил молчание.
