— Надо же, — сказал подошедший Квентин — на него это никак не подействовало.
Владетели несуразного дома продолжили свой обход. Мебель, занавески, посуда и двери остались там, где и были, но компьютеры и телефоны пропали, а страницы в книгах сделались чистыми. В ванных не стало туалетных принадлежностей, в шкафах одежды — в этом доме никто не жил. Вода из кранов текла, но только холодная. Квентину казалось, что один из восточных ковров лежит наоборот, Плам полагала, что нет. Идти проверять оригинал никому не хотелось.
Усталость и разочарование настраивали их на слегка истеричный лад.
— Он вроде шкафа, — сказала Плам. — Самый большой шкаф в Нью-Йорке — представляешь, сколько в него всего влезет.
— Я не для этого его делал.
— Тогда оборудуй себе мужскую берлогу. Пара плоских теликов и комп с игровой приставкой.
Когда они опять поднялись наверх, этажом ниже, в спальне Плам что-то грохнуло.
— Второй башмак, видимо, — сказал Квентин. — Приготовим палочки, Гарри.
Плам, прыснув из вежливости, вняла предупреждению и приготовила блокирующие чары. Очень удобная вещь: стоит сказать ключевое слово, и они начнут действовать. То, что готовил Квентин, издавало тонкий нарастающий визг.
В спальне, однако, было пусто — только стул валялся опрокинутый, задрав ножки.
— Стул упал, — весело прокомментировал Квентин, вернув его в стоячее положение.
— Ну да, вижу.
Они как будто подначивали друг друга, дожидаясь, кто первый начнет психовать. По дороге на второй этаж обнаружилось еще кое-что: цветные фотографии на стенах полиняли и сделались черно-белыми.
Что-то грохнуло снова, теперь над ними. Все тот же стул — они даже смотреть не пошли.
— М-да. Интересно, что там снаружи.
— Мне неинтересно, — сказала Плам. — Посмотри, если не слабо.
На секунду им показалось, что на кровати Квентина под покрывалом что-то лежит — оказалось, подушка. Плам занервничала. Внизу на кухне разбилось что-то — похоже, винный бокал.
Они покорно спустились туда, Квентин первый. Да, смотри-ка, действительно бокал — на полу, вдребезги.
— Может, ветер, — сказала Плам. Ее психотеравпевтичка решила бы, что она прикрывает юмором более глубокие чувства, и была бы права.
Они побродили еще немного в напрасной надежде обнаружить то, что сделаю бы их землю волшебной и романтической. Мы набрали неверный номер, думала Плам. Мы не это заказывали.
— А еда тут съедобная, если она вообще есть? — поинтересовался Квентин.
Плам храбро открыла холодильник. Лежавший там виноград превратился в зеленые стеклянные шарики. Квентин тем временем просматривал книги, открывая одну за другой.
— Они все чистые, можешь не морочиться.
— Да, наверно. Я не этого ждал — не могу понять, почему все так обернулось. Я чувствовал, что все идет как надо, когда колдовал.
Он направился к входной двери. Наверху что-то упало — кажется, лампа.
— Квентин…
— Да знаю я. Это точно страна, но я не совсем уверен, что она наша.
— Чья же тогда?
Он пожал плечами. Плам страшным усилием воли удержалась, чтобы не замурлыкать «Моя земля и твоя».
— Создали-то ее мы.
— Ну да. Пойдем посмотрим, кто лампу скинул?
— Пошли.
На середине лестницы он остановился, прислушиваясь.
— Мне почему-то кажется, что нас дурят. Постой-ка здесь, я сейчас.
— Его последние слова.
Квентин опять сбежал вниз и застыл, глядя на что-то, чего Плам не видела.
— Блин.
— Что там у тебя? — Он мог и не отвечать: на полированных лестничных перилах заиграли голубые сполохи, хорошо знакомые Плам.
— Беги!
В Брекбиллсе, спасая ее от призрака, Квентин держался на удивление спокойно — и пока заклинание творил, тоже, — но теперь откровенно струхнул. Он несся к ней по ступенькам с совершенно белым лицом.
— Да беги же!
Он сбил бы Плам с ног, если б она тоже не рванула наверх. Откуда здесь это? Ее как будто настиг страшный сон из реального мира. Или она сама пришла в этот сон.
На втором этаже длинноногий Квентин догнал Плам, схватил за руку, чуть не выдернув ее из сустава, и потащил за собой. На бегу он ударился ногой о скамейку — болело, должно быть, зверски.
— Давай быстрей!
На третьей площадке он задержался и пустил через ее плечо чары. Плам в лицо полыхнуло жаром. Они домчались до мастерской и влетели обратно в реальный мир.
Плам, захлопнув красную дверь, выпустила наконец свое блокирующее заклятие, о котором совсем забыла. Воздух перед дверью заколебался.
Они смотрели друг на друга, тяжело переводя Дух.
— Она. Может. Пройти, — вымолвил Квентин — не столько перепуганный, сколько потрясенный, как разглядела Плам. Как будто он сейчас заплачет или его стошнит — она очень надеялась, что этого не случится. И зачем они только это затеяли! Всем известно, что древние заклинания выпускают на волю всяческие первобытные ужасы. Идиоты самонадеянные.
— Как она попала-то сюда? — выговорила Плам. Квентин молчал. На его лице смешались грусть, счастье и ужас.
Он так и не заснул в эту ночь. Честно попытался — ночью ведь надо спать, — но не смог. Пару часов он просто смотрел в потолок; в голове грохотало, как в барабане, где сушится обувь. Потом, в три утра, встал, оделся и поднялся на четвертый этаж.
С полчаса он стоял перед красной дверью, подрагивая коленкой и до боли сжимая челюсти. Потом начал ограждать себя чарами, усиливать рефлексы и так далее — все, о чем мог вспомнить перед возвращением в зазеркалье.
Все это, скорее всего, делалось зря. Элис и в бытность человеком была сильнее его, а теперь и вовсе перешла на другую шкалу. Подключилась к магистральной линии.
Может, это заклинание ее вызвало и она теперь заключена в зазеркальном доме? Неудавшееся, казалось бы, заклинание в то же время сработало лучше некуда. Он не понимал, как это случилось, но именно этого он и хотел. Он создавал новый мир, но так еще лучше. Она вернулась в его Эдем в виде змея. Момент настал.
Элис, конечно, будет бороться с ним, ведь она хотела совсем не этого. Чего же тогда? Кто знает. Являться ему, насмеяться над ним, помучить его, убить. Но нужно ей одно: снова стать человеком.
У нее своя нужда, у него своя. Ему просто необходимо снова увидеть этого человека — единственного, с кем он чувствовал себя легко и свободно. Надо бы сначала поспать, поесть, обсудить это с Плам, но вопрос в том, сколько ему отпущено времени. Ниффины очень капризные существа; если Элис уйдет теперь, он, возможно, никогда уже ее не увидит. А Плам, конечно, будет его отговаривать.
