— И почему ты имена Богов не называешь? Раньше, помню, не стеснялся… — мгновенно очутившись рядом, Френом сгреб пасынка за грудки и поднял над землей. Рус от неожиданности заткнулся и выдержал пристальный взгляд, зовущий в невообразимую глубину.
— Ты же сейчас даже Слов не видишь, глупец! А лезешь в мои дела, будто ровня мне. Будто не променял ты свою божественность на жалкое земное существование. Тебя снова убить?
«Точно! Слова не вижу, — очнулся Руса. — А ведь после Ссоры всегда их замечал!!! А как же „универсальная защита“?!», — сунул ладонь за оттопыренные куртку и свитер и похолодел. Амулета не было.
— Нет, сынку. Пожалуй, скорее меня от твоей потешности разорвет, чем я тебя угроблю. — С этими словами Френом поставил парня на место. — Об именах сам догадаешься и не вздумай здесь и сейчас проорать хоть одно. — Пасынок с готовностью кивнул.
— Твое тело распылено по Силе, забудь о своем карманном Слове, — проговорил Френом как бы между делом, словно отмахиваясь от мухи. — Ну и мозги достались этой Воле! — воскликнул, сожалея. Вроде как в сердцах посетовал. Как настоящий любящий родитель — с долею шутки и оттенком гордости.
— Хорошо, преподам тебе еще один урок, хотя видят боги, как не люблю я это дело!
«Ага, папаша, так я тебе и поверил. Ты целое „Завещание“ этрускам надиктовал и учить, оказывается, не любишь?» — мысленно усмехнулся Рус.
— Когда-то, прыткий Бог торговли, сам Силу не имеющий, составил контрабандистам структуру «носителя Силы». Эффект от него поменьше, чем я тебе счастье устроил, но и его хватает для привыкания. Ох, как он теперь веселится! Тебя-то не манит? — Рус честно к себе прислушался и отрицательно помотал головой, боясь словами прервать очередную порцию откровений. А Френом возобновил речь на середине Русовского «прислушивания», не дожидаясь от человека ответа, словно заранее его знал. Да точно знал, без всяких «словно»! — Так тот Бог… заметь, я не называю Имени, «ибо: Имеющий Имя, да услышит!», а оно нам надо?
Френом ответил цитатой из собственного «Завещания» и только сейчас Рус заметил схожесть этих слов со слышанной на Земле фразой, имеющей, вроде, другой смысл, явно не божественную «прослушку».
— А Бог торговли, только между нами, болтун редкостный. Он контрабандистам многое говорил, все тяжкие последствия в красках расписал. Людишки тогда от души хохотали, не поверили. Теперь пачками мрут. Все Боги, — выделил слово «все». — Н и к о г д а не лгут смертным. Вижу твое возмущение и повторю: н и к о г д а! Между собой мы можем врать сколько угодно, а Разумных можем запутать правдой, умолчать, недоговорить, оставив самого разбираться в смыслах, или пошутить. Но так, чтобы человечек мог легко догадаться о шутке. Паучиха — не шутила. Что побледнел? Если ты о закрытости своего внутреннего мирка печешься, так это зря. В него никто без приглашения не попадет. Просто я тебя насквозь вижу, мы с тобой Духами связаны. Понимаю не всегда — сознаюсь. Величайшая так же тебя читает, из-за посвящения.
— А? — у Руса от предчувствия пальцы похолодели: «Неужели Лоос…».
— Она — нет. Ты все нити из себя выдрал. Да и Сила у неё теперь иная. — Успокоил его Френом.
— Ну… так… — какая-то мутная глобальная мысль мешала человеку четко изложить очередной вопрос.
— Нет, Рус. — Твердо сказал Френом. — Без неё мы потеряем тысячи, если не миллионы не рожденных вкусных сильных душ. Один твой сын того не стоит.
Примерно такая мысль, оказывается, и мешала Русу сосредоточиться. Мозги, наконец, просветлели:
— Да к черту саму тварь! Мне бы узнать, где сейчас Гнатик!
— Сын. Я — не старушка, плетущая нити судеб, но и моих скромных способностей хватает на то, чтобы подсмотреть его жизнь. В ней нет вмешательства Богов, кроме паучихи, и сразу добавлю: рано оборвется нить или поздно — я тебе не скажу. — И замолчал. Божественным непробиваемым молчанием.
Рус на секунду оскалился. Сомкнул губы. В его глазах читалась пустота. Давно он не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, неуверенным. Если бы в данный момент бывшего землянина переехал каток, он не заметил бы разницы. Френом стоял рядом, скрестив руки. Его взор лучился добротой, состраданием и даже любовью к «заблудшему сыну». Будто не он совсем недавно убивал собственного пасынка. Даже небо его чертогов, оставаясь красным, перестало казаться кровавым. И земля не жгла, а только грела. И Бог, словно подчиняясь общему умиротворению, счел своим долгом раскрыть сокровенное:
— Хочу тебя успокоить, сынок, — нежно вымолвил он. — Ни Справедливый, ни Величайшая о нашей встрече не узнают, не переживай. — В другой момент Рус бы возмутился — как раз об этом, о раскрытии несуществующего заговора, он меньше всего волновался. Но сейчас речь отчима воспринималась безразлично. — Я скрою от них эту страницу твоей книги жизни. И если ты сам будешь держать язык за зубами, то никто не проведает о нашей тайне. Со своей стороны, я, искренне уважая тебя, сынок, — дикарь ободряюще положил свою массивную руку на плечо цивилизованного человека, да так легко, что Рус не почувствовал веса. — Не стану допытываться о твоем личном секрете. Пусть он пребудет с тобой вечно.
Рус с трудом разбирал о чем вещал отчим. То, что Френом говорил правду — понимал, и в то же время сведения, выдаваемые им за «сокровенные знания», на таковые никак не тянули. Бог в очередной раз развлекался.
«Вот черт заросший, — безразлично подумалось Русу. — А еще Меркурия болтуном обзывал. Френом-то узнает, где моя душа болталась после смерти. Как только вернусь домой, то „прочитает“ сразу. Так может из-за этого он меня и оставляет живым?! — Душа человека встрепенулась и всю хандру смыло напрочь. — Погодь, Владимир! А сам-то ты откуда разберешь, где проторчал целую вечность?! Ну, папочка, ну ты…»
Словно услышав эти мысли, Френом хлопнул Руса по плечу и со словами:
— Иди уж, сынку. Адью, — выкинул пасынка из своей любимой реальности.
Рус опять провалился в бездну.
Гелиния успела догадаться, что Рус полностью слился с Силой Эледриаса. На переживания, сомнения и расцвет надежды — попросту не хватило времени: спустя несколько ударов сердца, муж появился так же внезапно, как и исчезал. Даже Сила не поколебалась.
Рус упал на пятую точку, сунул руку под мятую кушинарскую рубаху, сжал в кулаке амулет «универсальной защиты», закрыл глаза и замер, отрешившись от всего мира. Гелиния осторожно, на цыпочках приблизилась к своему Русчику. Набравшись смелости, жена села рядом с мужем и аккуратно, стараясь сильно не прижиматься, обняла его. Она была абсолютно уверена, что Рус частью своей души остался в чертогах, где продолжает разговор с Богами и решила терпеливо дожидаться его возвращения.
