Старик выделил глазами тех, кто уже был у него, потом внимательно взглянул на незнакомцев, кивнул, как бы говоря «Ну, я так и думал».
Гости надели бахилы (для этого сёстрам Гусевым пришлось крадучись вернуться по своим следам обратно к входной двери) и стали один за одним пробираться к прилавку.
Букинист аккуратно отложил книгу в сторону.
— Ну что, принесли мне ещё невыполнимых желаний? — весело спросил он у Цианида.
— Принесли немножко, — ответил тот. И замер. Откуда хозяин знает про невыполнимые желания?
Постепенно смысл фразы дошел и до остальных — до всех, кроме Гумира. Эта информация не была необходима ему для работы или выживания, поэтому его совершенный мозг просто не стал её обрабатывать.
— Узнали мой секрет и решили этим воспользоваться? — продолжал старик, убедившись в том, что до гостей дошел смысл сказанного. — Молодцы. Поздравляю. Воспользовались. А вы не подумали о том, что программой предусмотрена возможность взлома? А она предусмотрена. Я повторил своё «верю» сколько-то раз подряд — и вспомнил обо всём, о чём так хорошо и крепко позабыл.
— Мне кажется, праздник отменяется, — вполголоса сказал Константин Петрович. — Как хорошо, что Маша опаздывает. Кто там ближе всех к выходу? Виталик? Ну-ка запри входную дверь
— Стоять! — приказал хозяин. — Ваша подруга была здесь. Она единственная из всех вас, единственная, подумала о том, что нужно мне! Увидела во мне человека, а не игровой автомат! И предложила старику свою помощь!
— Где она? — шагнул вперёд Константин Петрович.
— В безопасности. Чего не скажешь о вас. Я сначала подумал, что незачем мне с вами разговаривать. Обрушу на вас стеллаж, скажу, что несчастный случай. Всех — разом. Мне не интересны ваши отговорки. Но потом пришла она, и я подумал — а что, если среди остальных тоже найдётся живая человеческая душа?
Букинист с ног до головы оглядел Лёву и сестёр Гусевых, покачал головой, задержался на Наташе, снова покачал головой, очень долго разглядывал Шурика, потом перевёл взгляд на Дениса.
— Не нравитесь вы мне. Маша — славная, а вы… нет, не нравитесь.
Старик сдвинул книги, расчищая место на прилавке и словно ожидая оправданий.
— Это я во всём виноват, — нарушил молчание Гумир. — Я вас хакнул. Меня наказывайте.
— А ты тут зачем? Ты — орудие взлома, но никак не его виновник. Можешь идти куда пожелаешь. Потом заходи ко мне, недельки через две, когда я снова всё забуду. Поговорим. Только снова взламывать не вздумай! Тогда не пощажу.
— Не пойду я никуда! Я вам не собачка.
— Я поддерживаю, — ледяным голосом произнёс Цианид. — Возвращайся в офис. Приказ начальства. И передай Даниилу Юрьевичу, что мы… в данный момент мы не можем исполнять свои служебные обязанности.
— Кстати, да, дорогие мои мунги, а что это вы без шефа? — издевательски спросил букинист, — Как же нам быть? Ну, хорош, видно, шеф, раз не пошел со всеми. Ладно. Я не изверг. Оставим шефа на расплод. Ему же придётся набирать новую команду. А ты, взломщик, почему всё ещё здесь? Ступай, ступай! Верю, что через секунду тебя отсюда как ветром сдует.
Узловатый палец указал на Гумира. Тот хотел возразить, но какая-то неведомая сила повернула его лицом к выходу и несколькими пинками выдворила на улицу. Шагая мимо Виталика, Гумир, как шарнирная кукла, протянул руку, взял злополучную вышивку с троянским конём и повязал себе на голову наподобие платка.
Пока остальные с некоторым ужасом наблюдали эту картину, Галина Гусева выхватила из-за пазухи молоток и сделала выпад в сторону застеклённого шкафа с редкими фолиантами. Но, не достигнув цели, словно наткнулась на какое-то препятствие да так и застыла. Марина бросилась к ней на помощь — и тоже попала в ловушку.
— Даже не думайте причинить вред книгам, — прогремел, эхом отразившись от стен, голос хозяина. — Я знаю, вы не боитесь умирать, потому что верите в загробную жизнь. Но смерти вы боитесь. Существует масса способов умертвить человека — постепенно, без спешки, вдумчиво. Чтобы он каждой клеточкой грешного своего тела почувствовал её. Смерть.
Букинист пододвинул к себе один из томов, приготовленных для реставрации.
— Вот, например, что говорил по этому поводу Томас Торквемада…
— Нам кранты, — прошептал Виталик на ухо Шурику. — Старикан может поверить во всё страшное сразу. И оно с нами тут же случится. Вот я предчувствовал, предчувствовал я!
— Иди-ка сюда, моя Кассандра, — поманил его пальцем старик. — Да, да, ты. Возьми пока в углу швабру, да наведи порядок. А то натащили с улицы грязищи. А в пыточной должно быть стерильно — как в операционной.
— Это вам тоже Торквемада сказал? — строптиво спросил Виталик.
— В его время были иные эталоны чистоты, — серьёзно отвечал букинист и указал на Дениса. — А ты, дружок, пойди и закрой жалюзи. Нечего им снаружи за нами подсматривать.
Словно против своей воли, Денис двинулся к окну, а Виталик побрёл в угол.
Старик углубился в изучение мыслей инквизитора Торквемады. А где-то совсем рядом ни о чём не подозревающая Маша азартно драила чугунную сковородку.
В «Фею-кофею» вошла очаровательная старомодная пара. Наверное, лет тридцать назад эти люди были настоящими модниками и неформалами: он в вельветовых клёшах, вельветовом пиджаке и клетчатой рубашке, она — в широкополой грязно-оранжевой шляпе, такого же цвета сапогах на платформе и вязаном пёстром пальто. У него за спиной — гитара, у неё в руках — тортик в круглой картонке.
— Слоник… — осторожно сказала женщина, подёргав за вельветовый рукав, — мне кажется, мы зря торт купили. Это же кафе. Тут же со своим нельзя.
— Да? Но мы родственники! Нам можно! Мы добродушная и щедрая родня из деревни! — отвечал Слоник. — Ты мне лучше скажи, почему мы никогда — ни единого раза — здесь не были?
— Потому что мы из деревни. Родня. Нам далеко.
— Давай-ка так. Всем нашим… Деревенским, значит… Другим родственникам… Расскажем о том, как нам тут понравилось, и будем здесь бардовские слёты устраивать.
— Ты погоди. Мы только что вошли. Надо осмотреться как следует.
Слоник осмотрелся. Потом полез в карман, достал мобильный телефон — совершенно неуместный в руках этого человека из прошлого, — набрал какой-то номер и проворковал в трубку: «Леночка! А мы уже тут!»
— Барбариска, айда столы сдвигать? — повернулся он к своей спутнице.
— Нас же трое! Зачем сдвигать? — опешила та. — И потом, это неприлично! На нас смотрят.
На них действительно поглядывали посетители — с восхищением и даже с некоторой завистью.
