Остро пахло жаром и озоном.
— Хватит, — выдавил Кремень. Обернувшись к нему, я обнаружил на лице мага гремучую смесь недоверия, ужаса и отвращения.
Стоп. Отвращения?!
— Я начинаю понимать учителя, — по-прежнему сдавленно сообщил Лараг, пока я отменял свои трюки — по очереди, чтобы чего не вышло. — Не знаю, что ты за маг и кто научил тебя… вот тому. Но владеешь ты не огнём.
— А чем тогда?
— Не знаю. И знать не хочу!
Переварив иррациональную обиду, я почти спокойно заметил:
— Мне казалось, что желание знать определяет суть мага в ещё большей степени, чем желание менять мир своей силой.
В меня впился немигающий взгляд сузившихся голубых глаз.
— Я не очень хороший светловерец, — сообщил Кремень тихо. — Наверно, даже плохой. Но я чту Высочайшего и Пресветлого и порой жертвую Его храмам. Так вот. Сейчас я видел, как один из храмов провалился в преисподнюю — с шумом и треском весьма сильным. Это я образно.
— Но что я делал не так? Пока ты прибегаешь к поэтическим образам, я ни архидемона не пойму! Можно конкретнее?
— Конкретнее… гхм. Да уж…
Вздох.
— Скажи, Ложка: что такое огонь? Что отличает его от иных стихий?
— Огонь — это цепная реакция… взаимодействие горючего вещества и окислителя… того вещества, соединение с которым при некоторых условиях позволяет горючему гореть. В воздухе в роли окислителя выступает кислород, но горение возможно не только в нём…
— Довольно! — по мере моих объяснений Лараг кривился всё сильнее. — Что тогда, по-твоему, магический огонь?
— В книгах есть куча дурацких и противоречивых определений, но я не хочу ссылаться на них. Потому что когда я призываю огонь, то просто повышаю температуру, и всё.
Кремень зажмурился, как от головной боли.
— Огонь призывает, — пробормотал он. — О Высочайший, терпения ниспошли мне!
— Да что не так-то?
— Всё! — рявкнул он, открывая глаза и снова вперяя в меня свой взгляд. — Ты похож на блядского некроманта, поднявшего труп невесты и дивящегося, почему жених отшатывается от пустоглазой дохлой оболочки! Температура, взаимодействие веществ… тьфу!
— Если ты хочешь, чтобы «некромант» и дальше путал подъём трупа с воскрешением, то ругайся дальше. Если ты этого НЕ хочешь — объясни, что не так, чёрта тебе в зад!
Лараг длинно выдохнул и словно заледенел. Поднял правую руку — и над ней заплясали быстрый танец рыжие, местами синеватые язычки…
Стоп. Они танцевали не над рукой, а НА руке. Прямо на ладони!
А Кремень уже взялся горящей рукой за рукоять мечехвата, выдёргивая его из ножен. На лезвии заплясало колдовское пламя, ставшее ярче, светлее и злее. Маг припал на колено и провёл горящей сталью по земле. Чахловатые стебли полигонной травы задымились, пережжённые в один миг, а на земле осталась багрово светящаяся оплавленная полоса.
Ещё мгновение, и он встал, а затем бросил в мою сторону мечехват. Я поймал.
— Потрогай лезвие, — велел он. Я повиновался — и без особого удивления обнаружил, что оно едва тёплое. В отличие от полосы сплавившейся земли. — Понял?
— Кажется, да.
— И что же ты понял?
— Призываешь огонь ты. А я — повышаю температуру.
Лараг фыркнул.
— Неужели сообразил? Те самые «дурацкие и противоречивые определения», на которые ты не бросил второго взгляда, позволяют понять и сделать то, чего ты, со всей своей дурной силой, повторить не сможешь. Или сможешь, у?
— Если даже смогу, то не сразу — и не без обучения. Ну так для этого я, собственно, и пошёл в гильдию: обучиться тому, что пока не умею.
— А ты интересный парень, — короткий хмык. — Дерзкий так уж точно. Что ты там ещё умеешь, кроме как… м-м… температуру повышать?
— Да так, по мелочи… например, вот.
Когда Кремень, на которого я направил руку, воспарил вверх локтя на два, выражение лица у него стало… интересное.
— А ещё вот.
Не отпуская Кремня, я запустил над нами форслайт в осветительной версии — но яркой.
— И вот.
Там, куда я протянул вторую руку, на высоте человеческого роста вспыхнула маленькая и злая звёздочка. А из неё в землю ударили с оглушительным треском электрические разряды.
Снова запахло озоном — острее прежнего.
В обратном порядке отменив воздействия, я скромно помолчал, пока поставленный обратно на землю Лараг очухается от новых впечатлений. Надо отдать ему должное: очухался он быстро, хотя и не без облегчения души богохульством с сексуальным подтекстом.
— Прости Высочайший, — тут же повинился он и сосредоточился на мне. — Слушай. Ты откуда такой вылез, чудотворец хренов?
— Откуда вылез, там меня больше нет, — огрызнулся я. — По делу есть что сказать?
— По делу… что ты ещё умеешь?
— Ещё… ну, с магией разума более-менее знаком. Исцелять могу. С немагическими субстанциями кое-какие изменения проделываю. Могу залатать дырявые носки.
— Что?
— Неужели починка носков магией Зальнаю Дамокоменскому тоже не нравилась и попала в список запрещённых тёмных искусств?
Кремень закрыл лицо ладонями.
— Умолкни! Небом заклинаю! А то я или сожгу тебя в Белопламени, или умом тронусь.
— Ты же сам спросил, что я умею. Между прочим, затянуть дыры в ткани куда сложнее, чем призвать свет или там предметы волей передвигать. Хотя ты, наверно, скажешь, что призывать свет я не умею, а умею только повышать степень освещённости. И будешь прав. От рассуждений про «чистый» свет, «нечистый» свет и «демонический» свет меня начинает забирать тоска.
— А что, — убирая от лица ладони, — по-твоему, свет не имеет множественной природы?
— Ты действительно хочешь знать, что я думаю по этому поводу?
— Не хочу, — признался Лараг. — Но я обязан это знать, раз уж…
«…меня сделали твоим куратором», — вот что он не договорил.
— Тогда так. Я, как уже было сказано, знаком с магией разума. Но если я начну излагать всё, что знаю из оптики, вслух, у меня язык отвалится. Поэтому я бы предпочёл передать тебе основы этого знания напрямую, мысль к мысли. Заодно владение этой гранью магии покажу.
Помолчав, Кремень вздохнул и обречённо закрыл глаза.
— Передавай, — сказал он. — Что мне надо сделать для облегчения передачи?
— Хм. Желательно очистить сознание. Представь молчащую, равномерно чёрную пустоту. А потом запоминай образы, которые я пошлю.
— И всё?
— Если ты про рисование на земле геометрических фигур, возжигание разноцветных свечей, пение мантр и ритуальные танцы, то этого не надо. А если бы было надо, я бы уж лучше языком поработал — всё проще. Ну что, представил пустоту?
