— По добру, по здорову ли пожаловали, гости дорогие?
— Сейчас ты узнаешь… — хрипит их старшой, пытаясь подняться с земли.
— Что надо-то? — спрашиваю, как будто ничего особенного не происходит.
— Давай своих девок и проваливай куда хочешь.
— Не отдам. — опять отвечаю, словно корову на торге продаю, а у меня ее в полцены сторговать хотят. — Я обещался по домам их отвести али в руки хорошие пристроить.
— У меня хорошие руки! — хрипло смеется хазарин. После падения с коня у него дыхание еще не вполне восстановилось. — Большие, сильные!
— Нет, — все так же спокойно говорю я, а у самого руки-ноги трясутся, словно чей-то птичник обчистил. — Что-то не нравятся мне твои руки. Ступай себе с миром.
Ну, тут хазарин совсем озверел.
— Дурак! — кричит он мне. — Еще до рассвета все эти женщины будут ублажать меня и моих воинов, а твои кишки останутся на завтрак пожирателям падали!
— Не хвались, на рать идучи, а хвались, идучи с рати… — глубокомысленно вставляет веское слово Рыбий Сын, которого хазары до того вообще не замечали.
— Куда идучи? — слегка обалдел предводитель отряда.
— Туда, туда. — успокаивающе кивает Рыбий наш Сын. — И сам уцелеешь, и людей сбережешь…
— Вот это наглость! — восклицает хазарин. Его люди за время перепалки успели кто прийти в себя, кто успокоить коней. — Взять их!
— Смотри, мы тебя предупреждали. — говорит Рыбий Сын, а сам стоит совершенно расслабленно. Как только хазары пошли вперед, он как выхватит меч, в левой — сабля, и давай двумя руками рубиться! Глаз за ним не поспевал, честное слово! И не скажешь, что парень несколько дней назад полудохлый валялся после полетов… Он их почти всех уделал… Ну, парочку я посохом успокоил. Один только верткий такой попался, шустрый, да не самого храброго десятку: пока другие сражались, он все бочком-бочком, на коня — и только мы его и видели.
— Плохо, что один ушел. — сказал мне Рыбий Сын, закончив свою страшную работу. — Других приведет.
— А с теми, кто сейчас уцелел, что делать будем? — спрашиваю.
— А что, кто-то уцелел? — сильно удивляется он. — Посмотрю-ка… Нет, Молчан, никто в живых не остался. Двум ты мозги вышиб, остальных я убил. Надо уходить, кто знает, когда они придут большим отрядом…
Ну, поели мы на скорую руку, да снова в путь. Не только девчата устали, мы и сами притомились изрядно. Рыбий Сын дремал в седле — некоторые кони пережили битву, мы их с собой взяли. Заполночь уже, полонянки наши совсем уж из сил выбились, а отмахали мы верст пять всего, не больше. Тут Рыбий Сын пробуждается от своих тяжких дум и говорит мне:
— Знаешь что, Молчан, давай здесь вставать. Место доброе: справа овраг, слева овраг, да и сзади тоже. Отступать некуда, но и нападут только спереди, окружить не смогут. А что до всего остального… Как Руслан говорил: когда ни помирать — все равно слезами не поможешь…
Спрятали мы девок всех в овраг, они там быстренько себе нору какую-то вырыли и спать легли. А сами сидим, хазар ждем. Я еще тогда, когда мы убийцу стерегли, сделал отвар, чтоб сон отгонял, у нас его полбаклажки оставалось. Ну, допили мы его, сидим, балаболим потихоньку.
— Когда я был совсем маленький, и мой дед частенько наказывал меня за шалости, — говорит Рыбий Сын, — снова начали датские корабли разбойничать по нашему берегу. А мы всегда жили на побережье, у самой воды, и потому первыми принимали их удар на себя. Мой отец, которого Богданом звали, вместе со всеми с оружием в руках отражал набеги. Перед одним таким боем староста сказал всем, кто оружие держать мог: «В битве не тот должен победить, кто бахвалится числом своим и силой, а тот, кто более умелый, лучше знает место и защищает то, что поклялся защищать». Он тогда много еще чего сказал, мне дед рассказывал, да много всего с тех пор было, я уже не помню. Так вот, Молчан, сколько бы хазар ни пришло против нас, мы все равно их победим. Даже, если погибнем. А наши тогда победили, потеряв лишь пятерых.
Такие вот героические речи вел Рыбий Сын, а тем временем и хазары пожаловали. Было их больше сотни. Во тьме плохо видно, но то, что их не десяток и даже не два — это было понятно. И начали мы с ними биться. Знаешь, вот про битву ничего толком рассказать не могу. Помню, бил кого-то посохом куда попало, много бил. Рыбий Сын тоже времени даром не терял, и за короткое время наворотили мы там гору трупов… А потом мне правое плечо процарапали, а его по голове ошарашили. Он, хоть и ошарашенный, драться продолжает, ну и я стараюсь не отставать. Но оба прекрасно понимаем, что долго мы так не продержимся. Тогда Рыбий Сын шипит сквозь зубы кошмарнейшее ругательство на печенежском языке, — я его разобрал, но такие проклятия лишний раз вслух лучше не произносить, мало ли что… — а потом задирает лицо к небу, не забывая при этом отбиваться от наседающих врагов, и орет голосом таким громовым, что мне аж уши заложило: «Саян-оол!!! Саян-оол!!!». Что это, думаю, за заклинание такое? И тут же его об этом спрашиваю. А он, мерзавец, ничего не рассказывает, только пуще дерется. И тут свершается настоящее чудо. Из степи на резвых конях скачет еще один отряд степняков, человек тридцать, но это не хазары, я таких прежде никогда не видывал. Одежка у них нарядная, шапки такие затейливые… И те, новые степняки немедля ввязываются в сечу, причем на нашей стороне. К тому моменту мы десятка три-четыре уже уложили, а они помогли нам быстренько истребить остальных. На сей раз не ушел никто. Ну и, как только все закончилось, смотрю, Рыбий Сын уже обнимается с вождем этих неожиданных помощников. И разговаривают они меж собой на чужом языке, но я его, понятное дело, разумею — спасибо твоему оберегу. Поговорили они о том да о сем, потом решили все же переночевать. Этот степной вождь — оказывается, Саян-оол — это его имя, — послал было своих людей на поиски дров, но Рыбий Сын его остановил. Подходит он ко мне, и просит затеплить костров этак пять-шесть, чтобы на всех хватило. Ну, я хоть и устал изрядно, просьбу его выполнить смог. Тут все степняки на меня с большим уважением смотреть стали, а ихний волхв Калинду, он у них шаманом называется, вообще от меня не отходил. Много мы с ним чего интересного друг другу порассказали…
А тем временем, поняв, что все самое страшное позади, из оврага вылезли наши красавицы. Увидев такое количество мужчин, они поначалу смутились, а потом, смотрю, защебетали-зачирикали, кто прихорашиваться побежал… До утра я не досидел. Слишком уж устал. Так и заснул прямо у костра. Утром просыпаюсь, а наши спасители уже домой собираются. Подходят к нам с Рыбьим Сыном Саян-оол и Калинду, и говорят, что в минувшую зиму пронеслось у них страшное моровое поветрие. Мужчины почти все выдержали, а женщин всего пять осталось. Для того, чтобы племя выжило, этого все же маловато… Ну, я намек сразу понял.
