В газете Элина встретила короткую статью и фотографию на пол оборота. Там трое мужчин улыбались друг другу, и она легко догадалась где кто, ведь сыновья, похоже, были копиями отцов, а внук – деда. Позади стояло огромное здание в пять этажей, с вывеской «Сварожич». Заголовок гласил: «Союз, меняющий порядки».
– Начинается, – Десма подпёрла подбородок. – Лучше бы девчонок обсуждали и кого на бал позовёте. И то приятней в такой вечер.
– О Боги, хватит пытаться искать нам пассий! – Терций хохотнул.
– Так вам, лбам, почти восемнадцать! Куда отцы смотрят, а? Уже и этот Доманский младший, и Истомин младший с невестками, а вы?
– Не отыгрывайся на нас, – съязвил Демьян. – Если тебя замуж выдали, это не значит, что всем надо сделать плохо. К тому же у тебя вон Каллист есть.
Десма повернулась к нему, оглядела взглядом матери, приценилась и обречённо выдала, почему-то украдкой косясь в сторону Элины:
– С ним ещё хуже, чем с вами.
Каллист на такое лишь молча вскинул руки кверху и возвёл глаза к потолку, как бы спрашивая у Богов: да при чём тут я!?
Так, слушая веселые разговоры и много смеясь, Элина почувствовала, как лёд в сердце, наконец, медленно начал таять, поддавшись жару чужой доброты. Только вот какое-то чувство продолжало маячить на подкорке сознания. Вина? Стыд? Что именно?
После первого звонка к отбою, ребята удивлённо подскочили.
– Давненько мы так не засиживались, – шепнул ей на ухо Каллист, тайком протягивая томик Илиады, которую нахваливал, не переставая, последние полчаса.
Элина улыбнулась. Кто бы мог подумать, что именно Каллист окажется из них самым болтливым. Особенно если ненароком коснуться того, что ему нравилось. Мифологии.
Когда все весёлой гурьбой вывалились на улицу, Элина не пошла следом. Она выдумала причину. Неправильно правдоподобную. Узнать, как там Эмиль. Ребята легко поняли её, и ведь даже чуть не навязались тоже. Пришлось уповать на Смотрителя и наказания.
Пошла же Элина в другое место. То, где должна была оказаться ещё утром. Школьная администрация. Белое здание стало казаться не склепом, а тюрьмой: за чёрными прорезями окон мерещились прутья решёток. Даже русалки подевались куда-то – неужели пропустят самое интересное? Полная тишина и пустота. Но нет, где-то там в глуби, как и всегда, горел свет.
С каждым шагом, с каждым скрипом и эхом, рокотом, пробуждающим спящее здание, Элина замирала. Может повернуть назад? Может?.. Но что-то словно толкало в спину. Или кто-то?
Приоткрытая, дверь маячила, манила, как мотылька. Артемий Трофимович перебирал документацию, безжалостно уничтожал одни бумаги и лелеял другие. Элине даже не пришлось вмешиваться. Он первым заметил её.
– До отбоя десять минут.
Не похоже было, чтобы это его волновало.
– Я хотела… – она запнулась. Что должна сказать? – Кирилл стал въерженом. И заместитель главного инспектора говорил, если кто-то может дать свидетельства…
– И вы, значит, можете?
Элина не услышала подвоха:
– Да.
Артемий Трофимович тяжело вздохнул. Сев в кресло, он снял очки и взглянул прямо.
– Похвальное рвение. Даже не считая позднего часа. Но вы ведь должны понимать – никому этого не нужно.
– Что?
Ей словно дали пощёчину. Глумливые улыбочки Лили и Вадима так и стояли перед глазами. «А мы говорили: вы, потерянные, никто и ничто»
– Проформа у Канцелярии такая. Сделать вид, что озадачились. Взяли на карандаш. А на деле выпишут «самоубиенец» и разбираться не станут. Дело закрыто, виновных нет. Может, будь это кто покрупнее и важнее…
– Я вас поняла. Простите, что потревожила.
Не видя и не слыша ничего, Элина выскочила из кабинета. Гул в голове не прекращался.
Вот чего они все стоят? Вот чего она стоит?
Да все они одинаковые. Что тут, что там. Неключи или ведающие. Им нет дела, им плевать. Умрёшь ты, сломаешься, исчезнешь…
Ты никто.
Глава 15.
«Всё как у людей»
На самом деле ни проверки, ни чья-то смерть не могли заставить учеников впасть в уныние и позабыть навсегда о веселье. Тем более, когда на горизонте маячил школьный бал с интригующим списком гостей. Все только и шептались о том, что в гости пожалует имперская семья впервые в полном составе. И даже если не получится отхватить какого царевича или царевну, будут помимо них и другие не менее привлекательные спутники: Защитники, Скорбящие, Безмолвные воины, Хранители Пути и их Чёрные ремесленники. Весь Орден Плоти. Сколько силы и могущества сосредоточится в одном месте?
Но разговоры эти только раздражали Элину. Какое платье наденет императрица? А принимают ли в Гильдии по замужеству? Да какое им дело. Злилась, наверно, в первую очередь, на саму себя. Ей ведь тоже хотелось смеяться с девчонками, обсуждать парней, помогать передавать любовные записки и…позабыть обо всём. А самое главное позабыть о себе настоящей.
После взлёта неизбежно падение. Так и она, вернувшись в комнату после дружеской посиделки, легла спать с надеждой, а проснулась от кошмара и мёртвых рук, тянущихся свершить месть. Этот крест останется с ней навсегда. Второй на её совести покойник. Второй павший от неосторожных рук, смельчак, подошедший слишком близко – адское пламя поглотило и его.
Их класс вновь сидел на уроке Григория Марковича. Всё было точно так же, как и неделю назад, за исключением одного пустующего места. Пришёл черёд последнего занятие с зеркалами. Элина единственная не могла этому радоваться. Сегодня ей придётся позориться. Бежать некуда. И от этого ставшая привычной пустота разбавлялась дрожью.
«Забудь о них всех. Думай, что одна тут»
«Да я кожей чувствую, как смотрят»
И вот рыжеволосая одноклассница – Ира или Инга – ушла, захлёбываясь рыданиями, а Григорий Маркович послал Элине тот самый взгляд: «твой черёд».
«Ты справишься»
Первый шаг самый сложный. Дальше легче. Она никому не смотрела в глаза: только строго прямо. Ладошки уже вспотели, а в горле предательски першило. Как было бы хорошо, если все прямо сейчас исчезли. Вместо этого шепотки за спиной усилились.
– Я не знаю, что говорить.
Может, эти зеркала и могли помочь выговориться, почувствовать себя не таким жалким и одиноким. Но явно не так, не перед голодной до зрелищ толпой. Даже висевшие по общежитиям и классным комнатам они не казались безопасными – ты у всех на виду, мишень для подколок и смеха. Придумали бы кабинки, как для исповеди со священником, чем не бизнес-план?
– Говори обо всём, что волнует, о чём думаешь. Мы не судьи: что правильно, что нет, не решаем. Незачем бояться.
Она бы посмеялась, не будь уверена, что смех превратится в истерику. Гладкое стекло встречало молчанием. Отражение смотрело ехидно, в губах прятались ещё не сказанные слова. Элина знала, что не она так выглядит, не она так себя ведёт, но всё равно в груди росло отвращение.
– Обычно у меня голова болит от мыслей, но вышла сюда и там пустота, – голос дрогнул.
– Это одно из свойств нашего разума. Но знаешь, мысль, прежде чем стать мыслью, была чувствами. Почему бы не начать с этого?
Знал бы, что с их распознаванием дела обстояли ещё хуже.
Но пусть не жалеет, ведь она попытается.
– Да, точно. Только в последнее время радости было маловато. Её всегда мало, а говорить о тоске и проблемах – признак дурного тона, и, как оказалось, здешние правила мало чем отличаются от мне родных. Делать вид, что ничего не было, замалчивать – до чего же знакомо. Кирилл умер из-за всех нас. Этот мир должен был исцелить его, а не калечить. Как вообще с главной идеей в любви и принятии, мы добились этого? Люди везде люди, верно? Как бы ни хотели отделиться своими «ведающие», «неключимые» – все под одно. И вот прошла неделя, и что же? О Кирилле забыли. Пошептались день, два, и живут дальше, особенно те, кто издевались над ним. Совесть не мучает? Она у вас вообще есть? У меня есть, меня мучает. Я вижу его в кошарах, он мстит, убивает, но пугает больше не это… А то, что уже не могу вспомнить его лица, оно пустое, как размазанная краска на холсте.
