Ни одна из современных научных теорий не дает внятного объяснения вопиющему нарушению законов природы и не проливает свет на феномен самой большой по площади и самой жаркой пустыни на планете. Зато существует масса старинных легенд, доставшихся нам от орков и гоблинов, которые прямо утверждают, что действительно многие тысячелетия назад здесь, как и в Южном полушарии, были обширные непроходимые топи. В жарком удушливом климате произрастали гигантские папоротники, хвощи и другие в основном травянистые растения. Здесь ползало, порхало и скакало огромное количество всякой живности, один вид некоторых ее представителей мог бы до смерти напутать даже самого отчаянного естествоиспытателя. Но бояться болотных монстров в те далекие времена было попросту некому, поскольку древние народы, не говоря уже о людях, еще не появились на Земле.
Тогда на планете господствовали несколько видов разумных членистоногих, которые своей внешностью могли сами кого хочешь напутать. Пауки, муравьи или термиты (кто теперь может определить, к какому классу многочисленного отряда они относились) сотни тысяч лет если и не жили дружно, то, во всяком случае, как-то терпели друг друга. Однако в один прекрасный день что-то надоумило их поиграть в войну, а поскольку эти ребята оказались серьезными, крутыми и в магии продвинутыми, забава получилась у них весьма нешуточная.
Для выяснения отношений предтечи выбрали именно эти места. По-видимому, каждый рассчитывал заманить противника в трясины и там утопить. Поскольку насекомое – тварь коллективная, на разборку явились все: и стар, и млад, и царица, и самый распоследний трутень.
История умалчивает, удалось кому-нибудь осуществить задуманную хитрость, но абсолютно точно известно, что обе воюющие стороны во время этой грандиозной битвы просто-напросто испарились, а заодно сделали доброе дело – осушили болота.
Наверняка какой-нибудь современный натуралист, выдирая время от времени остатки волос на плешивой головенке, поминает недобрым словом предтеч за то, что те угробили великолепный уголок природы. Трудно представить, сколько могло бы получиться фундаментальных, а главное – толстенных научных трудов, если бы местные лягухи, змеи и ящерицы до сих пор ублажали слух пытливого естествоиспытателя своим кваканьем, шипением и другими восхитительными звуками.
История также умалчивает о том, какими заклинаниями пуляли друг в друга разумные насекомые, но и по прошествии сотни тысяч лет пустыня Зан пользуется дурной репутацией.
Любой, даже самый примитивный магометр – индикатор магии здесь зашкаливает и очень быстро выходит из строя. Те немногие «счастливчики», которым «повезло» провести ночь среди глинистых, потрескавшихся такыров, рассказывают такое, от чего волосы становятся дыбом, а по спине начинают бегать мурашки размером с кулак. Одни утверждают, что видели призраков этих самых предтеч, которые до сих пор воюют между собой. Другие, трясясь и заикаясь от страха, клянутся, что подверглись нападению неких неподдающихся словесному описанию эфемерных сущностей, которые едва не высосали из них всю жизненную энергию.
Может быть, досужие россказни испуганных путешественников всего лишь плод их больного воображения, но факт остается фактом – после великой битвы на выжженную солнцем почву пустыни Зан не выпало ни единой капли атмосферных осадков. Паучье колдовство каким-то образом подействовало так, что влажные воздушные массы, формирующиеся над акваторией Закатного океана, не в силах преодолеть невидимый магический барьер и оживить эту унылую пустынную равнину благодатными струями дождя.
Поскольку я никогда не причислял себя к передовому авангарду человечества – защитникам природы или каким-нибудь юным натуралистам, у меня не было повода сожалеть об утраченной квакающей и гудящей стаями гнуса болотной резервации для чокнутых. Даже напротив, я был несказанно рад, что «Носорог» в настоящий момент мчится со скоростью шестидесяти километров в час по ровному, будто автомагистраль, солончаку, а не вязнет по самое брюхо в вонючей, пузырящейся болотными газами жиже.
Экипаж, за исключением Матео, отдыхал в десантном отделении за наглухо закрытой дверью, чтобы свет из рубки не мешал спящим.
Патриция поначалу попыталась заявить права на, выражаясь образно, отдельное, отгороженное занавеской местечко под солнцем. Но ветеран ей быстро втолковал, что ее прелести здесь никого не смущают, а если она стесняется, то может преспокойненько устраиваться снаружи, на броне. Отлуп, данный наглой девчонке суровым гномом, был бальзамом на мою душу. Фарик попытался вступиться за пассажирку, но также получил изрядную порцию гномьих «кренделей». Пришлось журналистке несколько укротить свой строптивый нрав и, не раздеваясь, шлепнуться на матрас, который для нее приготовил все тот же заботливый маг.
Начальник экспедиции, устроившись в командирском кресле, молча курил трубку и смотрел в окно на мелькающие в свете мощных прожекторов пейзажи. Любоваться особо было нечем. Однообразная серая равнина, без каких-либо признаков растительности или зверья. Здесь даже не было насекомых, которые за время поездки по Бескрайней Пустоши разнообразили ночные вахты своим мельтешением в лучах фар.
Обычно температура воздуха в пустынях за ночь часто опускается ниже ноля, здесь все по-другому. Датчик показывал за бортом сорок градусов. Если в здешних местах по ночам такая жарища, что тут будет, когда солнышко подкатит к зениту? Немудрено, что к столь жаркому климату не смогли приспособиться неприхотливые саксаулы Черных Песков или кактусы Килийского плоскогорья.
Время от времени на пути попадались пятна солончаков, протяженностью от десятка метров до километра. Тогда все вокруг начинало искрить, брызгать лучиками света в разные стороны. Сразу вспоминался мой недавний сон. Конечно, пейзаж за окном с инсталляциями Шестипалого нечего и сравнивать, но хоть какое-то разнообразие.
Странное место пустыня Зан, очень странное. Стоит напомнить, что начинается она резким переходом от густой травянистой растительности саванны к лысой, как череп мертвяка тысячелетней давности, угрюмой равнине. Казалось бы, переход должен быть постепенным, ан нет, вот она – густая, сочная травка по пояс взрослому мужчине, а через пару метров под ногами уже твердая, словно камень, потрескавшаяся глина.
По большому счету, мне плевать на все местные странности: есть здесь растительность и живность, нет ее, и какая за бортом температура по ночам – если бы не одно загадочное обстоятельство. Дело в том, что, как только «Носорог» выехал на просторы офирской пустыни, я почувствовал себя не в своей тарелке. Голову словно обмотали хорошо вымоченным в воде кожаным ремешком, который по мере высыхания начинал давить все сильнее и сильнее. Сначала я не обратил особого внимания на эту странность, мало ли у кого болит голова после застолья и нервного стресса. Однако очень скоро понял, что кувшин пива, выпитый мной у Бенедикта, и небольшая потасовка, здесь абсолютно ни при чем. Нельзя сказать, что муки мои были сравнимы с адовыми, но все-таки неприятно.
