В середине ночи его сменили проснувшиеся Всемила и Дора. Они, ежась и мелко подрагивая после сна, придвинулись поближе к костру. Несмотря на то, что их маленький отряд был уже далеко от «мертвого» леса, женщинам, жадно тянувшимся ладонями к оранжевым языкам пламени, всё ещё казалось, что они чувствуют его ледяное дыхание.
Подождав немного и уверившись в том, что женщины уже достаточно проснулись, Саша прилёг рядом, недалеко от костра. Закрыв глаза, он ещё долго думал о своей резко изменившейся жизни, о родителях, о Магнусе и воинах, об интернате и ребятах. Сон постепенно окутывал его сознание. Реальные мысли понемногу стали смешиваться с сонливой пеленой образов и видений, давно забытых и никогда не виденных ранее. Дрёма завладела телом, ставшим таким тяжелым и неповоротливым, но в сию же минуту готовым вскочить при любой опасности. За эти недели Саша научился балансировать на грани дремоты и яви, не давая сну полностью завладевать сознанием, так, наверное, отдыхают все дикие звери, постоянно готовые к нападению. Но кроме этого не давало заснуть и расслабиться странное чувство беспокойства. Несмелыми, но в то же время настойчивыми прикосновениями к сердцу оно что-то силилось сообщить, пытающемуся заснуть принцу. Но ночь это, как известно, владение сна и он как полноправный хозяин стал постепенно побеждать те слабые ростки тревоги, заслоняя и давя их собой. Хотелось немного отдыха и забытья…
– Ира? Это ты? – Саша попытался протереть глаза.
Такой картины он никак не ожидал увидеть. Рядом с костром, немного поодаль от двух уже согревшихся женщин сидела его одноклассница Ира Михайлова. Она, как светлое пятно на тёмной бумаге выделялась на фоне лесного пейзажа. Её светлые джинсы и спортивная куртка резко контрастировали с грубой одеждой из шкур хррагов одетых на рядом сидящих и, казалось, не замечающих её женщин. Односельчанки тихо перебрасывались короткими фразами, постоянно оборачиваясь и прислушиваясь к ночному лесу. В Сашиной голове мелькнула мысль, что эти люди привыкли к такой жизни, наверняка, жены часто сопровождали мужей на охоту или другие промыслы. Они по очереди вставали и отходили за межу света в темноту, вглядываясь в спящую чащу.
Ира Михайлова сидела напротив костра боком к лежащему Саше. Её голубые глаза отстранённо смотрели на игру языков пламени. Светлые вьющиеся волосы были завязаны в хвост на затылке светло-розовой резинкой. Она сидела, положив руки на поджатые к груди колени. Даже в свете костра на её курносом лице были видны веснушки.
Нереальность всего происходящего пленяла взор. Противоестественность ситуации была во всём: в странном появлении его одноклассницы, которую он не видел уже около четырёх лет; в том, что женщины не замечали загадочной гостьи. Но самой рушащей реальность происходящего деталью было то, что Ира, будучи одного года рождения с Сашей так и осталась в двенадцатилетнем возрасте, именно такой, какой он её запомнил, когда её увозили из интерната. Те же джинсы и спортивная куртка, та же прическа и ярко-розовая резинка – всё так же и осталось, ничего не изменилось.
Саше вспомнился тот дождливый и промозглый день, когда увозили Иру. Уже потом он узнал, что директор и школьный психолог решили отправить психически неуравновешенную девочку в «психушку» называемую в простонародье «Пятёркой».
О! «Пятёрка» была совершенным инструментом запугивания, которым без зазрения совести пользовалось руководство интерната. Неугодные или слишком «активные» дети под угрозой попасть в руки врачей «Пятёрки» старались не попадаться на глаза директору. Но были и такие, которые умудрялись не угодить. Спешно интернатовским психологом Зиной Петровной составлялось заключение о психической неуравновешенности и провинившийся попадал на «лечение». Обычно «срок» длился около недели. Кто-то из «Пятёрки» возвращался, а кто-то так и оставался навсегда.
Саше вспомнился Олежка Петров, которого за «постоянное нарушение дисциплины» отправили на две недели «лечиться». От весёлого и смешливого парнишки не осталось и следа. В интернат вернулся молчаливый и испуганный мальчик. Через месяц его снова забрали, и больше Олежку никто не видел.
В случае с Ирой всё было по-другому. Скорее всего, именно ей и нужна была помощь врачей. История Иры Михайловой мало чем отличалась от большинства историй обитателей школы-интерната N 8. Родители-алкоголики лишенные родительских прав или абсолютное отсутствие оных по причине смерти – вот, в принципе, стандартные формулировки в личных делах детей.
Ира попала в интернат, когда ей было одиннадцать лет, и прожила она там всего лишь около полугода. За этот короткий срок она так и не смогла сойтись с ребятами. Часто оставаясь в одиночестве, Ира могла часами сидеть на берегу небольшого лесного пруда, находящегося недалеко от школы, молча смотреть в окно из своей комнаты или лежать на своей кровати, уставившись в одну точку на потолке. На уроках она просто присутствовала, тихо сидя и смотря в одну сторону, не мешая при этом преподавателям проводить занятия.
Естественно, что молчаливая и странная девочка быстро оказалась в невидимой изоляции. Одноклассницы и одноклассники делали вид, что не замечают её. Преподавателям и нянечкам не было никакого дела до непонятного ребёнка. По сути, Ира Михайлова была изгоем среди таких же изгоев. Изгнанных из своих родов и семей, никому не нужных и отвергнутых всеми в этом мире, потерявших всё и оставшихся наедине с жизнью. Кто-то из них доживёт до старости, а кто-то умрёт раньше положенного срока.
Всё находится в их руках, в буквальном смысле слова. Никто не позаботится об их будущей жизни, они сами будут добывать себе пропитание, и сами же будут искать свой угол. Многие сломаются, а многие выживут. Выживут, чтобы идти дальше, проламываясь и прогрызаясь сквозь сложности и неудачи. Саша пока справлялся со своим испытанием, а вот Ира… Что-то надломилось у неё внутри, что-то, что помогает жить и бороться дальше…
-Знаешь, почему я оказалась в интернате? – её тихий и спокойный голос заставил Сашу вздрогнуть. Она смотрела, не отрываясь от пламенного танца костра не шевелясь и не поворачивая головы к своему собеседнику. Всемила и Дора сидели у огня, тихо перешептываясь, абсолютно не замечая необычной ночной гостьи. Не дождавшись ответа, она продолжила:
-Мы жили в небольшом посёлке, в доме на окраине. Было очень удобно. Дом стоял на пригорке, а у его подножия текла небольшая речка. Как сейчас помню, летом мы с соседскими ребятами всё лето проводили на берегу. Купались, пекли картошку, ловили рыбу, строили шалаши…
Саше показалось, что Ира даже улыбнулась своим счастливым воспоминаниям, но это было всего лишь на миг. Её бледное лицо снова приняло то выражение отчуждённости и отстранённости.
