Я не ошиблась. Маг слушал внимательно, не пропуская ни слова. Даже на кофе, столь кроваво сваренный (без всякой вышней помощи!), внимания не обратил. Потом задумался. Затем попросил кое-что повторить,
— Умно! — наконец проговорил он. — Ох, неглуп г-господин шаман!
— Кофе! — рискнула напомнить я. — Игорь, я очень старалась!
— К-конечно! Конечно!
Маг сделал большой глоток, но, кажется, даже не почувствовал вкуса.
— Неплохое д-дополнение к теории Олд-Шмуэля. Не рассказывал? Расскажу обязательно — п-попозже. Только сказавши «алеф», господин Молитвин решил не упоминать «бейта». А ведь это очевидно!
Игорь встал, чуть не перевернул ашку, пальцы щелкнули:
— К-конечно! Если допустить, что город… То есть не город, а н-новая реальность в какой-то мере ощущает себя… То… Вы понимаете, Ирина? В эту минуту он был особенно красив. Человек думал. Умный, сильный человек — с маленькой ямочкой на подбородке.
— Это очевидно! Ст-тарина Гегель понял это еще два века назад! Абсолютный Д-дух ищет воплощения! Ему нужен человек! Разум! Так сказать, к-капитан корабля! Поиск, к-конечно, будет долгим, методом проб и ошибок, затем — адаптация, она т-тоже будет нелегкой. Но!.. Вы понимаете, Ирина?
— Кажется, да.
«…Сейчас это разум младенца, поэтому вести переговоры будет несколько затруднительно. Однако вскоре такая возможность может представиться…»
Вот что имел в виду шаман!
— Этот человек, Ирина, сможет не т-только частично контролировать ситуацию, но и в какой-то мере направлять ее! Значит, тогда… За последние дни в м-мире было атаковано один-надцать районов, подобных нашему. Отбились п-пять. Отбились п-потому… Потому что т-там уже были, так сказать, «капитаны»!
Отбились? Цунами, эпидемии, лавины…
— Это не капитаны, Игорь! Это — боги! Вспомнилось: темное подземелье, недвижное тело на старом надгробии с изуродованными ангелочками.
«…Мы еще встретимся, старший следователь Гизело! Встретимся — но уже не здесь. Мое царство скоро будет всюду!..»
Выходит, Капустняк — или тот, что назвался Капустняком — тоже решил эту нехитрую задачку? Только бандит не стал ждать, пока Город его отыщет. Он вызвался сам.
Я ВОЗЬМУ САМ — как в одном старом романе. — Б-боги? — Игорь задумался. — Скорее, хранители п-печати. Так сказать, Легаты. К-как у Иоанна Богослова, помните? И снял т-такой-то по счету Ангел Печать…
Я помнила. Ангел снимает Печать… Армагеддон уже прошел, последние уцелевшие бегут, спасаясь от Железного Посоха…
«И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?»
— Так что же это, Игорь? Конец? Всем нам?. Я посмотрела в черное окошко под потолком и внезапно почувствовала себя под сводами склепа.
— Н-нет!
Его рука дотронулась моего плеча. Склеп исчез.
— Это новый мир. И н-нам здесь. придется жить. А с вами, Ирина, н-ничего не случится. Честное с-дово! Я не позволю!..
Теплая ладонь коснулась моих волос. Я сдержалась — не разревелась, не кинулась ему на шею. И не скромность помешала, не конспирация, будь она трижды!..
Просто я вспомнила.
Мне уже обещали это. Давно, так давно, что я успела забыть. Саша рассказывал мне древнее предание своего народа. Странного народа, считающего себя потомками ангелов.
…Конец света наступит, когда придет на землю Вечноживущий Владыка и соединятся вместе Четыре Реликвии, потерянные в далекие века. И тогда потомки ангелов снова станут Светом. «Эхно лхаме» — будут как Свет. Все — живые и мертвые.
Трудно сказать, верил ли Саша. Может, и верил. Ведь показывал же он мне фотографию. Мессии — Владыки Вечноживущего! А мне стало смешно — и немного обидно. Саше хорошо, он станет ангелом!
И тогда он сказал — спокойно, без тени шутки.
Он не оставит меня. Меня и нашу дочь. Он вернется. За мной. За нами. Ангелом, светом — вернется. Вернется — и поможет.
Теперь ты, наверное, ангел, Саша!
Только тебе больше не вернуться.
Сразу с колоколенки, весело чирикая,
В грудь слетели пташечки…
Первый взрыв прогремел ровно в шесть. То есть уже потом я узнала, что это взрыв. Вначале подумалось о непрошеной мартовской грозе, затем — о ночных самолетах. И лишь дежурный по телефону поспешил успокоить: «наши».
Бойцы молодого полковника занялись делом.
«Покров» начался.
Взрывы гремели все утро — то отдаленные, то близкие, совсем рядом. А затем по площади повалили беженцы — в автобусах, автомобилях, просто пешком. Огромная толпа молча шла прямо по мостовой. Ни крика, ни ругани, даже дети не плакали. Кентавров — ни с повязками патрульных, ни обычных — я не заметила; зато обезьяны оказались тут как тут. Белые твари неслышно скользили почти под самыми ногами уходящих. Никто не обращал на них внимания, словно «коропоки» были столь же привычны, как и пропавшие начисто бродячие псы.
Люди и обезьяны молчали, зато ожили репродукторы, наплевав на отсутствие антенн и проводов. Каждые десять минут из черных раструбов доносилось однообразное: «Постановление Временного Комитета Обороны… Основные маршру ты организованного выхода населения из города… Октябрьский район — Змиевское шоссе по направлению к населенному пункту Змиев… Дзержинский район — Изюмское шоссе…»
В городском управлении ничего толком рассказать не могли. Новый дежурный, на этот раз лейтенант, посетовал на нехватку сотрудников и плохую проходимость грунтовых дорог возле Балаклеи. В ранней мартовской грязи вязли не только легковушки, но и всепроходимые кенты.
Итак, эвакуация. Эвакуация, решение о которой мною не визировалось и даже не читалось. Хороши порядки!
Я вновь засела за телефон, но текста постановления достать не удалось. Карту города искали — не нашли. Дежурный на проходной на мои вопросы лишь разводил руками. Оставалось разозлиться и потребовать машину, чтобы увидеть все происходящее своими глазами. Первое удалось, второе — нет. Машин тоже не оказалось, в придачу приказ не покидать здание оставался в силе.
Будь я и в самом деле Прокурором Фонаря, то гильотина заработала бы немедленно, причем с частотой газонокосилки. Но мне, бодливой, Бог рогов не дал, а посему довелось смириться и идти разбираться лично с Бажановым. В его кабинет меня попытались не пустить, но тут сильно пригодился опыт общения с господином Ревенко. Мой рык сорвал секретаря с места и впечатал в стену. Хотелось поддать ногой дверь, но створки отворились — сами.
