Господи!
А если бы Эмме показали такое?
Когда я наконец смогла взглянуть на экран, жуткое видение исчезло, сменившись привычными строчками:
«Сами понимаете. Как правило, после такого живут долго. Желаю успеха! До встречи, Двенадцатый!»
Ответить я не успела. Да и что тут ответишь?
Долго будете жить, Двенадцатый!
Но…
Но ведь чудес не бывает?
Девятый! Где же ты, Девятый?
…Добрый дедушка сидит в «вольтеровском» кресле, длинные красивые пальцы застыли на подлокотниках. Добрый дедушка почему-то сердится на свою неразумную внучку…
Сегодня полковник Стариновне улыбался. Молодое лицо сразу стало старше, на скулах обозначились резкие складки. Этой ночью ему явно не довелось спать.
— В настоящее время, господа, начальный этап плана «Покров» полностью выполнен. На подступах к городу взорвано и разрушено двадцать три объекта…
— Включите спутник! — негромко бросил Бажанов оператору, пристроившемуся у пульта.
В это утро наш «ГКЧП» собрался не в зале на втором этаже, а под землей, в старом, еще обкомовском, бункере. На стене алел вымпел «Победителю конкурса по противопожарной безопасности», на противоположной — супил густые брови некто неведомый, с пятью маленькими звездочками на черном пиджаке. Несмотря на вымпел и пятизвездочный портрет, «начинка» бункера оказалась вполне современной. Даже связь со спутником. Интересно, откуда у нас спутник?
Экраны мигнули, и тут же по залу пробежал негромкий смешок. Улыбнулась и я — знакомый ушастик корчил рожу, демонстрируя нам длинный фиолетовый язык. Оператор покачал головой, рука потянулась к какой-то кнопке. «Гроблин» поспешно отскочил в глубь экрана, вытянулся по стойке «смирно», черная лапка взметнулась к невесть откуда взявшейся на ушастой голове офицерской фуражке. Щелкнули босые пятки — и в тот же миг экраны ожили.
Смех стих — об ушастом проказнике мгновенно забыли. Зато улыбнулся Старинов, любуясь делом рук своих.
…Взорванный мост. Возле него — колонна танков, солдаты курят, сидя на броне и поглядывая в яркое весеннее небо…
…Тоже мост, и тоже взорванный, но на этот раз вокруг него суетятся десятки маленьких фигурок. Огромный кран держит в «клюве» кусок решетчатой фермы…
…Участок железной дороги. То есть бывший участок — ни рельсов, ни шпал, ни насыпи. Грустная морда тепловоза безнадежно смотрит на это безобразие. Рядом — солдаты. Тоже курят, кто-то лежит на расстеленной прямо на сырой земле шинели…
…Шоссе. Здесь уже справились. Колонна танков неторопливо ползет вперед, в кювете — перевернутый грузовик…
…Городок. Или поселок — не разберешь. Посреди маленькой площади — громадная яма, из которой торчит пушечный ствол…
Старинов молчал, давая нам возможность осмыслить виденное. В маленьком зале стояла тишина. Сидевший прямо на полу под портретом бровастого Фол довольно ухмылялся. Господин Молитвин, напротив, вовсе не смотрел на экраны. Мне даже показалось, что наш шаман дремлет.
Наконец полковник заговорил снова:
— Хочу напомнить, господа, что начальная стадия плана «Покров» предусматривает лишь пассивную оборону. О взрывах заранее предупреждается местное население и противник… То есть, извините, федеральные войска. Все минные поля обозначены указателями. На стрельбу против… то есть федеральных войск приказано не отвечать.
— Садитесь, полковник! — Бажанов встал, махнул широкой ладонью. Экраны погасли. Генерал прошелся по залу, резко повернулся.
— Вот так! Могу добавить, что эвакуация, несмотря на некоторый сбой в сроках, идет успешно. Алексеевка, поселок Жуковского и Дальняя Срань, в смысле Салтовка, эвакуированы согласно графику.
Он помолчал, бросил взгляд на мертвые экраны.
— К сожалению, не все так хорошо. Сегодня авиация федералов трижды снижалась над колоннами, переходя звуковой барьер. Есть жертвы. С нашей стороны — пятеро. С их — один самолет.
Это я уже знала. Лихой летчик, только что перешедший звуковой барьер прямо над Салтовским шоссе, не справился с управлением и «воткнул» свой «МиГ-44» в весеннюю грязь. Не осталось даже ямы — земля сомкнулась.
— Есть и более тревожные новости. В Волчанске, Ахтырке и Богодухове, занятых федералами, идет депортация населения. Есть факты грабежей и насилия. В Ахтырке с утра действуют команды саперов, город взрывают — квартал за кварталом.
По залу пробежал шепот — испуганный и одновременно гневный.
— Я получил информацию, — генерал помолчал. — К сожалению, господа, очень достоверную информацию, что аналогичная участь постигнет и наш областной центр.
На этот раз никто даже не осмелился шептать. Значит, как на Хоккайдо, откуда пришли к нам «коропоки».
— Мы решили согласиться с предложением господина Молитвина. Активная оборона города начнется только в случае подобных… эксцессов.
Кажется, он ждал, что шаман откликнется, но тот по-прежнему глядел куда-то в сторону. Или дремал — кто его разберет?
— Госпожа прокурор, у вас есть что сказать? От неожиданности я вздрогнула. Что тут скажешь? У Прокурора Фонаря нет даже гильотины…
— Порядок в городе в целом поддерживается, -неуверенно начала я. — Правда, полной информации у меня нет…
Да откуда и быть ей, полной, если даже жорики не знают, что делается в опустевших районах! Туда посланы патрули кентов, но, увы, без раций. Не хватило раций.
— …Конституционный суд поставил наш запрос на рассмотрение. К сожалению, это состоится не раньше апреля. Попытка импичмента в Нижней палате блокирована.
Как и аналогичная попытка в американском Конгрессе. Как и заседание Совета Безопасности ООН. Сразу четыре «вето» — когда такое было?
Пресса, конечно, вопит — и у нас, и во всем мире. Даже сюда набежала — сегодня утром два интервью пришлось давать. Да что толку?..
— Значит? — нетерпеливо бросил Бажанов.
— Значит! — кивнула я. — Нам не помогут. Никто не поможет! Там, в столиц, сошли с ума! Министр обороны заявил, что справится с нами силами одного парашютно-десантного батальона…
Внезапно послышался смех — такой неожиданный, неуместный. Я резко обернулась: господин Молитвин веселиться изволили.
— Извините, Эра Игнатьевна! — шаман развел руками. — Не сдержался. Просто я однажды такое слыхал. Про батальон. Или полк, не помню уже.
— Рад, что мы не теряем присутствия духа, — невозмутимо констатировал Бажанов. — У вас все, госпожа прокурор?
— Не все, — я задумалась. — Некоторые… деяния не имеют срока давности. Мы обязаны задокументировать все факты, чтобы потом этих мерзавцев отправить в Нюрнберг.
