Он почесал в затылке и добавил.
— И куда только запропастилась эта Ординатура. Они уже дней пять как должны были здесь быть… Неужели с моим письмом что-то случилось?
Тоутон хмуро разглядывал дверь камеры.
— Крепкая, — вздохнул Грен, — старая, но ещё крепкая…
— Шам вижу, — Тоутон сплюнул, и осуждающе посмотрел на Ялмара, — говорил я тебе, капеллан, ришковое это дело…
Тот ничего не ответил.
— И кто меня жа яжык тянул, — продолжил лучник, — школько ведь уже обещал не ввяжыватьша…
— Да ладно тебе, — проворчал Грен, — кому-то должно было повезти. В этот раз не нам…
— Да жнаю, — Тоутон пнул дверь ногой, — никуда я бы ваш одних не отпуштил. Но вшё равно обидно.
В зарешечённом окошечке в стене показалось широкое лицо, густо заросшее рыжей бородой и усеянное веснушками. Оно внимательно разглядывало пленных. Потом поинтересовалось.
— Эй, земляк. Мечник. Я тебя помню. Ты ещё в роту вербовался.
Грен кивнул.
— Жалко тебя к нам не взяли, — посетовал рыжий, — так бы ты с этой стороны решётки остался. А ты чьих будешь?
— Я Грен. Из сыновей Лейта.
— Сыновей Лейта, которые из Малого Замка, сыновей Лейта, которые с Вершин, или сыновей Лейта, которые из Озёрной долины?
— Из настоящих сыновей Лейта. Из Малого Замка, старшего семени Лейта, сына Олфа Чёрного, короля Озёр. А ты сам кто будешь? Почему я должен называться первым?
— Я Броган из сыновей Конха. Мой род идёт от старых королей Дикого Пика. Мои предки жили в горах задолго до того, как твои вылезли из чернолесских болот, мечник.
Обычно молчаливый и спокойный Грен побагровел.
— Мои предки еще двадцать поколений назад выбили твою родню из Седых гор, и загнали в скалы и ущелья за Озёрами! Место моего клана в Долине Королей выше твоего.
— Безродные разбойники! — зарычало рыжее лицо за окном, — вы одной крови с людьми равнины! Ваше место у дверей, а не у очага!
— Раскрашенные голодранцы! — Грен вскочил и подбежал к оконцу, — гномское отродье!
Рыжее лицо исчезло.
— Не надо было так, — покачал головой Тоутон, — жемляки же, вдруг он бы нам помог чем…
С улицы донеслось рычание горца:
— Откройте! Выпустите его оттуда!
— Хотя ш другой штороны… — Тоутон внимательно посмотрел на дверь, которая слегка подёргивалась.
— Выпустите эту белобрысую жердь, я его голыми руками порву! — раздавалось из-за окованных ржавым железом досок.
Грен забарабанил в дверь изнутри, сопровождая это многословными пояснениями того, что он думает о потомках Конха и ещё какого-то Эснеха.
— Дикие люди, — вздохнул Тоутон, — одно шлово, горцы. Разве ж можно так нервничать из-за королей, чьи кошти иштлели много веков назад?
С улицы донёсся плеск воды и фырканье. Потом пара невнятных ругательств.
В оконце снова возникла конопатая физиономия. На этот раз борода потемнела и слиплась от вылитой на неё воды.
— Я ещё с тобой разберусь, — пообещала она, мрачно сверкая глазами, и исчезла.
Грен плюнул физиономии вслед, и, бурча что-то себе под нос, забился в угол.
Кордред внимательно смотрел, как солдаты во дворе сгружают с подводы окованный железом сундук. Небольшой, он был очень тяжёл, и четверо наёмников, пыхтели и сгибались под его весом, перетаскивая сундук в подвал. Уккам суетился вокруг и отдавал какие-то распоряжения.
Кордред довольно потёр руки и отвернулся от окна.
— Отлично. Его доставили. Значит, каменотёс сможет закончить свою работу уже завтра.
Он поднял глаза на Родгара и добавил.
— Как твои ожоги?
— Прекрасно… — на лице Рейса читалась злобная ирония.
— Только вот этого не надо. Подумаешь, руку обожгли… Да, больно. Но иногда приходится терпеть.
— Избавь меня от своих поучений, Кордред, — пробурчал Родгар.
— Зря, — колдун, подоткнул мантию, и опустился в кресло, — никогда не следует отказываться от возможности стать немножко умнее, или хотя бы узнать что-то полезное.
— Что например?
— Ты зол на девушку. Да, она причинила тебе боль… Во многом даже сама не отдавая отчёта в своих действиях. Она ещё не в состоянии контролировать собственную мощь…
— Которую ты ей так опрометчиво дал.
Кордред хмыкнул.
— Ты хочешь всю жизнь прожить без риска? Увы, без большой игры не бывает больших ставок.
— А каковы твои ставки? Ты хочешь в одиночку потягаться с Империей? Думаешь, она хотя бы споткнётся, растаптывая тебя в прах?
Кордред нахмурился.
— Ты не видишь дальше своего длинного чернолесского носа. Я не собираюсь тягаться с Империей в открытую. Её время ещё не пришло. Но оно придёт, обязательно придёт. И я сделаю всё, чтобы его приблизить.
Родгар недоверчиво покачал головой.
— Не веришь? — брови Кордреда вопросительно приподнялись, — зря. Империя сильна верой своих жителей в свою правоту. Достаточно посеять среди них зёрна сомнения и неверия, и она рухнет. Рухнет, как карточный домик. И если мне повезёт, я ещё смогу это увидеть.
Он нервно провёл рукой по седеющим волосам.
— Но я не собираюсь драться с ней прямо сейчас…
— Тогда почему ты не бежал? Почему застрял в этом замке? И что ты задумал? Почему сказал графине, что уйдёшь?
— Я её сломаю. Она горда и не поддалась. Но никуда она не денется, подчинится. Она станет одним из тех, кто будет сеять здесь тот ветер, что однажды поднимется бурей…
— Если её сестра знала, кто ты, значит об этом знают и другие. И когда это знание дойдёт до Ординатуры — вопрос только времени.
— Да. Это плохо. Ангис клялся, что его волки добрались до этого ординатора, но кто знает…
— Какого ещё ординатора? — голос Родгара задрожал.
— Не трусь. Я всё контролирую.
— Я, знаешь ли, вполне достаточно натерпелся от обожжённой руки, чтобы мог думать о костре спокойно! Если Ординатура появилась в окрестностях замка, это значит, что нам требуется срочно уносить ноги! Срочно! Ты это понимаешь?!
— Не суетись. Я должен сломать этих девчонок. Они мне нужны. Если дело обернётся совсем плохо, мы уйдём на восток. За море. Но рыжую я уведу с собой. Мне нужна верная помощница.
— Ты с ней не справишься…
— Ты меня не знаешь, — усмехнулся Кордред, — я справлюсь.
— Лучше не ждать. Бежим сразу.
— Нет. Пути к отходу я подготовил, но пока рано. Этот замок должен стать моей опорой в границах империи. Когда она рухнет…
— Кордред! Империя не рухнет. Дом не упадёт от того, что одна крыса подгрызла единственную опору!
— Как же ты близорук, — рассмеялся колдун, — крыса лишь ждёт, когда поднимется ветер с нужной стороны, чтобы подгрызть опору.
