И если они однажды использовали Ваську, чтобы заставить меня сделать сверхусилие, что помешает им устроить что-нибудь этакое еще раз?
Я резко пошевелился, едва не нырнув в озеро, потому что мне пришла в голову одна простая мысль. Что, если бы Грег с Валенком затащили Ваську на крышу дома и на моих глазах сбросили вниз? Неужели бы я не полетел за ней? Однозначно полетел бы! Даже не задумываясь о каких-то там фобиях!
В самом деле, это же так просто! Так почему они этого не сделали?
Память подкинула слова Грега: «Если не получится — есть еще один способ. Безотказный. Но он тебе не понравится».
Меня бросило в дрожь. Я решил, что угадал.
Нет, конечно, они не желают мне зла! Даже более того — если бы они так поступили, то исключительно ради моего блага. Разве мало свидетельств тому, что меня учат, охраняют и всячески берегут? Ведь я — один из них, я свой. Уж в этом-то я нисколько не сомневался.
Правда, на Ваську-то защита не распространяется. Грег меня об этом предупредил прямым текстом.
«Того, кто зависит от дракона, кто разделяет его судьбу, — ждут большие беды…»
И еще… Хотя в Ваську тогда целился Валенок, он никогда бы не стал этого делать, не разреши ему Грег. Мой заботливый, терпеливый, выдержанный учитель… Я всегда считал Валенка абсолютным отморозком и беспринципным убийцей (чего тот, кстати, и не скрывал). Но впервые в жизни у меня мелькнула мысль, что Грег, с его бесстрастной маской, безупречной вежливостью и моральными кодексами, на самом деле точно такой же.
«Ты ничего о них толком не знаешь, — напомнил я себе. — Как там сказал Грег? Видишь только то, что тебе разрешают увидеть…»
Нет, я по-прежнему верил Черному лорду. Объяснения насчет смерти Моралеса меня вполне устроили. А обвинения Анхеля — явного недоброжелателя Черного клана — вообще не следовало принимать в расчет. Но я понял, что покушения на Ваську я им так и не простил и вряд ли когда-нибудь прощу…
Неизвестно, до каких выводов я бы в итоге додумался, если бы, рассеянно смотря в сторону Васьки, не заметил вдруг на берегу человеческую фигуру.
Она промелькнула и сразу исчезла, стоило мне моргнуть. Я даже засомневался, не показалось ли мне, — я увидел ее самым краем глаза, причем на миг. Она казалась бесплотной, как тень от сосны, чуть дрожащая в нагретом воздухе. «Полуденница», — вспомнил я почему-то.
Полуденный призрак — стократ опаснее, чем ночной…
Неожиданно сдавило болью виски, вспыхнул жар в центре лба: включилась печать Восьмилистника. Фигура — тень среди теней — возникла снова, на миг расплылась, сливаясь с лесом, и стала четкой. Словно где-то у меня в глазах подкрутили резкость. Теперь я мог прекрасно рассмотреть незваного гостя. Это я и сделал и тут же его узнал.
Сам не знаю, чего я испытал больше — гнева или изумления.
Это был неупокоенный мертвец, призрак старика-травника из разрушенного дома!
Он скромно стоял на песчаном косогоре среди сосен, напоминая некачественную голограмму, и вертел головой, будто пытаясь понять: «Куда это я попал?» А в самом деле — как он здесь оказался? Разве призраки могут так далеко уходить от места, где лежат их останки? Зачем он вообще сюда приперся? Что тут надо мертвому старику, убитому неизвестной тварью четверть века назад? Чтобы я нашел и закопал его косточки, неизвестно где лежащие? Или, может, чтобы я отомстил за его смерть?
Пока я строил догадки, призрак плавно, как на эскалаторе, спустился по косогору, остановился прямо над Васькой и принялся ее рассматривать.
Все мысли тут же вылетели у меня из головы. Я ударил крыльями и стремглав понесся к берегу. Над водой пролетел порыв ветра. Призрак оглянулся, быстро провел перед собой рукой, словно опуская штору, — и исчез. И как я ни всматривался, больше его разглядеть не смог. Будто этим жестом он стер себя из реальности.
Что ему здесь было надо? Какого хрена он подобрался к Ваське?!
Кипя от бешенства, я превратился и кинулся к дочке. Васька мирно спала. На песке рядом с ней не было никаких следов. Призрак исчез как… как призрак.
Но ведь не почудилось же мне, в самом деле!
Я поднял спящую Ваську вместе с рубашкой и прижал к себе. Было трудно дышать — горло распирал огонь, рвался наружу. Я был готов сражаться до конца. Но с кем?
Часть 3
СТАНЬ ПТИЦЕЙ, ИЛИ ДРАКОНЬЯ ДОЧКА
Я считаю всех, кого убил мой папа, хотя он сказал — не надо считать, надо молить богов о том, чтобы они простили нас.
Но я все равно считаю.
Иначе откуда мне знать, за скольких надо молиться?
«Убийца сёгуна»— На, — Ленка протянула мне носовой платок в уродливых зайчиках. — У Василисы насморк.
День был выходной, субботнее утро. Без куртки я слегка озяб. Ветер гонял по тротуару желтые березовые листочки. Веяло осенью.
— Не забывай вытирать ей нос, да почаще. Понял? Не себе, а ей. Чтобы нос был чистый. У нее, а не у тебя.
— Понял, не тупой, — ответил я, озадаченно глядя на бывшую.
Что за тон? А где почтительность? Где заискивание, к которому я уже так привык?
— Понял он, как же, — высокомерно хмыкнула Ленка. — Ребенок простудился из-за тебя, между прочим!
«Это еще что за наезд?» — удивился я еще сильнее.
Ленка определенно потеряла страх! Мне еще утром почудилось что-то не то, когда я предложил ей привезти Ваську ко мне домой, а она нахально — прямо как раньше! — заявила, что ей, видите ли, некогда. В итоге сговорились, как раньше, встретиться на остановке у института — ровно на полпути и от нее, и от меня.
Васька сидела у меня на руках, печально шмыгая носом. На голове у нее была осенняя шапка с беличьими кисточками, в которой она казалась еще несчастнее.
— Шапку с нее не снимай, — Ленка продолжала инструктаж. — Во всех театрах дует.
— Но эти беличьи уши перегородят весь вид…
— Не наши проблемы. Все равно не снимай. В буфете ничего ей не покупай.
— Там-то почему?
— Во всех буфетах одно и то же: водка и бутерброды недельной давности! — заявила Ленка с апломбом опытной театралки.
Я не выдержал и расхохотался.
— Понял! Не буду. Что я, не знаю, чем кормят детей ее возраста? Никакой водки! Только мороженое ей куплю, и все!
— Совсем дурной, да?
— Да шучу я, елки-палки.
— С тебя станется. Думаешь, мне мама не рассказала, как ты ее в озере искупал прямо в одежде?
— Знаешь, Ленка, мы пойдем. До спектакля меньше часа осталось.
Ленка, прищурившись, посмотрела вдаль и сказала ворчливо:
