На тех, что держали сзади за локти, были кольчужные рукавицы, железо больно холодило кожу сквозь рукава. Брякали пластины панцирей, скрипела кожа кафтанов. Обыскивавший смерил взглядом и показал увесистый кулак в железной сетке:
- Ну?
И сдвинул шлем, так что стрелка наносника почти уперлась Тарегу в лоб.
- Меня зовут Рами. Я пришел к градоначальнику.
- Зачем?
- Это я убил сборщиков налогов в стойбище мутайр. Лаонцы, которых вы взяли неделю назад, ни при чем.
Почесав в затылке - для этого ему пришлось вовсе снять шлем - парень наморщился, осмотрел пальцы и встряхнул ими.
- Н-ну... - неуверенно протянул. - Так ты чё, сдаваться пришел?
- Идиот, - беззлобно сообщил ему Тарег. - Если бы я пришел сюда драться, вы бы давно лежали мертвыми.
Тут ему дали в челюсть, потом, для верности, саданули в зубы - губа тут же потекла кровью, а как же иначе, - и, заломив руки за спину, поволокли в ворота.
Попискивания языковеда быстро заглохли за спиной - ворота крепости ржаво заскрипели и, брякнув кольцом, грохнули створкой. Аз-Захири остался снаружи.
Где-то за стеной громко забрехала собака. И тут же завыла. Один из гвардейцев громко помянул шайтана и принялся читать Фатиху. Похоже, здешние хорошо знали про гончих Хозяйки.
Низкое рычание, похожее на урчание, послышалось над правым ухом. Оглядеться не вышло - прихватили за волосы на затылке, получалось лишь смотреть под ноги и немного перед собой. По закиданному соломой двору деловито шныряли опрятные люди с ящиками и кувшинами. Не собаки.
В ухо, тем не менее, снова зарычали.
Салуга - призрачная, муарово-черная - обнаружилась прямо перед капающим кровью носом. Сквозь прозрачную фигуру псины хорошо просматривалась мазаная глиной стена и большая дверь из жердей. За ней в пахучей темноте тихонько ржали и утробно погогатывали лошади.
- Смеешься?.. - зашипел Тарег на скалящуюся гончую. - Где сестрички-то?
Нездорово-красные, цвета загнившей раны глаза псины разгорелись сильнее. Клыки раздвинулись в издевательской ухмылке.
Лыбящуюся собаку можно было понять - его прикручивали к коновязи.
...В густом темном воздухе плыло:
- Аллааху акбарул-лааху а-аакба-ааар!..
Дождь не переставал. Голос, утверждавший, что нет Бога, кроме Всевышнего, перекрывал его настырный шелест.
- Ас-саляяту хайрум-минан-на-аавм!
Молитва лучше сна, где-то высоко выпевал муаззин. Это значило, что в темной ветреной высоте занимался рассвет.
Во дворе стоял мокрый мрак, лошади фыркали и беспокоились за стеной.
Салуга смылась еще на закате - призыв муаззина растворил ее в сероватом уходящем свете. Перед тем, как исчезнуть, псина зловредно оскалилась - мол, надолго не прощаюсь, а пока повиси без меня, дружок. Повиси-повиси. Скоро-скоро придет время умирать, маленький сумеречник...
...В распахнутые ворота конюшни заводили мокрых, поводящих боками лошадей. Чавкали в грязи сапоги солдат и босые ноги конюхов.
Пара не особо грязных ярко-красных сапог остановилась перед глазами.
- Стрелок, говоришь?..
Чихнув, Тарег поднял голову и поглядел на собеседника.
Обладатель богатой обуви оказался невысоким крепким парнем явно степного вида, с безбородым желтым лицом, сплюснутым носом и раскосыми глазами наймана или джунгара. С бритой головы свисал длинный воинский чуб.
- Я шихна. Говори, что хотел сказать, - и Амр аль-Азим устало вытер рукавом лоб.
Дождь сеялся мелко, но противно. Шихна Медины недовольно покосился на истекающее моросью небо.
- Это я убил сборщиков налогов в становище мутайр. Лаонцы, которых вы схватили на стоянке племени кальб, ни в чем не виноваты. Отпусти их, - быстро проговорил Тарег давно заготовленные фразы.
И опять чихнул.
- Что, один? Прямо вот так один пришел и всех поубивал? А остальные ни при чем? - хмыкнул Амр аль-Азим.
- Я не вру. Клянусь... - тут Тарег задумался, чем бы поклясться.
И тут же чихнул снова.
Неожиданно шихна присел на корточки и заглянул ему в лицо.
- Значит, слушай меня внимательно, Стрелок, - карие цепкие глаза смотрели серьезно.
В них не было насмешки. Только усталость.
- Все это, конечно, крайне благородно. Ну, это: "я был один", "они ни при чем"... Но я тебе не верю. Как ты их порубал? Чем? Пальцем? Или уж сразу зеббом? Посмотри на себя, голодранец, - заплата на заплате, а туда же, я их порубал. Хочешь, чтоб я поверил, что ты, безоружный, полез на два десятка воинов?
- Их было четырнадцать, - устало поправил Тарег. - Айяров, не воинов.
Шихна хмыкнул и показал в ухмылке зубы:
- Какая разница?
И махнул ладонью в кожаной желтой перчатке.
Потом поднялся, звякнув пластинами гвардейского панциря. И фыркнул:
- А что лаонцы ни при чем, я уже знаю.
Чих снова одолел Тарега - видно, от удивления. Хорошо, что шихна соблаговолил разъяснить все сам:
- Почтенный шейх, - тут Амр аль-Азим высоко поднял палец в скрипучей коже, - рассказывал собранию законоведов и старейшин города о своих злоключениях. Клянусь Всевышним, я не слышал повести горше! Среди всего прочего шейх упомянул и о сумеречниках.
Тарегу понадобилось странно много времени, чтобы понять, о ком речь.
- Почтенный шейх?.. Аз-Захири?.. - переспросил он, наконец.
- Мы оказали шейху Юсуфу ибн Тагрибарди ибн Али аз-Захири прием, не достойный его славы и учености, да простит нас Всевышний, - уважительно произнес шихна и провел ладонями по лицу. - Помочь столь уважемому человеку и одарить его подарками - большая честь для нас. Да.
Мысли начали путаться. Они скакали, как шарик для чаугана, и не могли сложиться ни во что путное. Если аз-Захири повезло встретить знакомых и вернуться к прежней жизни, то почему...
- Там... женщина... на площади, - выдернул Тарег из головы самую настырную мысль. - Она жива? Ее... сняли?
- Женщина? - искренне удивился Амр аль-Азим. - Ах, эта...
- Она жива?
- Если и жива, то скоро умрет, - пожал плечами шихна.
- Но...
- Она висит за то, что поносила посланника Всевышнего, да пребудет с Али мир и благословение Милостивого, - тут Амр аль-Азим снова воздел палец.
Тарег смигнул воду с ресниц. И даже раскрыл рот. Но не нашелся, что сказать. Пришлось рот закрыть. Шихна, меж тем, мрачно созерцал его борьбу разума с чувствами.
И тут Амр аль-Азим спохватился:
- Тьфу, шайтан. Ты вконец заморочил мне голову своими женщинами и враками, о неверный. Сам-то ты чего тут мокнешь? А? Не задумался?
