Стена разбушевавшегося ливня окатила Крейса и Тану с головы до ног. Под дулом револьвера капитана они вышли из отеля и оказались в небольшом переулке.
– Стоять, – дикий окрик заставил их развернуться. Рядом с капитаном Тана увидела молодого человека, которого Крейс связал в Кампонгтхоме.
– Ты даже не выстрелил в спину? – усмехнулся Крейс. – Ты меня удивляешь.
Капитан вытянул револьвер и взвел курок. Как только я их убью, боль пройдет, стиснув зубы, подумал он. Никакого напряжения, никакой внутренней борьбы. Для него не существовало противоречий «убить» или «не убить». Прежде он отправит на тот свет Тану и спустя некоторое время, чтобы Крейс помучился над ее безжизненным телом, и его.
Движением вперед Тана заслонила собой Крейса. Этот неожиданный поступок смутил капитана и заставил палец на спусковом крючке замереть. Ее бесстрашные глаза, устремленные в два расположенных вертикально ствола револьвера «Ужасный», наполнились искрами гнева, а губы, точно створки раковины, в усмешке приоткрылись:
– Теперь Камень практически в твоих руках. Всего лишь в нескольких милях отсюда. Ты можешь пойти и забрать его. И с его помощью ты сможешь изменить историю всей вселенной. Но Камень никогда не изменит тебя, он не принесет тебе счастья, потому что он только многократно усилит и отразит твои же эмоции. Солнце не отражается в грязном стекле.
– Некогда мне с вами разговаривать. Лучше попрощайтесь друг с другом.
Внезапно на линии огня сквозь мушку револьвера «Ужасный» капитан увидел лицо Чена.
– Отец! – произнес он, грудью заслоняя Тану. – Опомнись. Ты совершаешь непоправимое.
– С дороги, щенок. Или я пристрелю тебя. Я никогда не повторяю два раза.
– Отец! Я не сойду с места!
Мышцы на лице капитана заиграли, и это был первый признак того, что он не блефует. Чен знал эту особенность, но не сдвинулся с места.
Два бойка, расположенные на одном курке, ударили по капсюлям двух патронов калибра 6,35 одновременно. Сливаясь с шумом падающего дождя, сухой неожиданный звук сообщил капитану о том, что выстрела не произошло. Меняя каморы, он в недоумении взвел курок и с нарастающей яростью выстрелил Чену в лицо. А потом еще и еще раз, пока не понял, что все бесполезно.
Внезапное осознание того, что его обвели вокруг пальца, повергло в состояние шока. Он вспомнил кофейник и ситечко. Как и ту маленькую хитрость, благодаря которой боевые патроны в считанные минуты могут стать бесполезными. Щенок сварил патроны в кипятке, промелькнуло в его голове. Мой сын предал меня.
– Отец! Как ты мог, – произнес Чен, ощущая, как наворачиваются слезы.
Опуская револьвер, Вен Джун отступил. Пятясь, шаг за шагом, точно сливаясь с бездонной пропастью, его тень растворилась в каплях бушующего ливня.
Чен повернулся к Крейсу и внезапно, разрезая стену дождя, кинулся прочь, туда, где разрывавшаяся от горя душа могла вволю наплакаться. Одна, без свидетелей. Потому что он сильный, и никто и никогда не увидит его слез.
– Тана, – Крейс нежно обнял женщину за талию и, не обращая внимания на дождь, притянул к себе. – Все это декорации, и решение я принял еще в Пномпене. Просто я должен был кое-что понять. В глубине души ты, должно быть, считаешь меня подонком… Прости. Я увезу тебя в Европу. Прямо сейчас.
– И тебе не нужен камень? – изумилась женщина. Крейс улыбнулся и поцеловал Тану в губы.
– Я нашел его двадцать пять лет назад, только понял это сегодня. Ты мой философский камень. Ты для меня центр вселенной. Ты стоишь всего этого мира, и я положу этот мир к твоим ногам, – и он ее крепко обнял.
Тана не видела его слез. Дождь был соучастником Крейса и надежно скрывал эту слабость. И он также был свидетелем того, как две одинокие тени – мужчина и женщина – обнявшись, удалялись прочь от отеля в сторону местного аэропорта, туда, где начиналась новая жизнь.
Отель «Ангкор».
Карета «скорой помощи», остановившаяся на бордюре отеля, была одной из немногочисленных машин, посмевших выехать на дорогу в столь непроглядное время. Повисшие над городом черные тучи, выплевывая сверкающие молнии, изливали впитавшуюся с океана влагу. Тяжелые капли, практически слившись в единую темную массу, со скоростью ньютоновского притяжения отбивали по земле барабанную дробь, и всякий дерзнувший высунуть на улицу нос рисковал промокнуть до нитки.
Прижимая к груди Джефа, Жаннет вышла из машины. Окатившая ее волна крупных капель, показалась спасением. Точно смыло с души налет гари и напоило жизнью каждую клеточку.
Сущность, обернувшаяся в толстозадого клерка, захлопнула дверцу кабины и знаком велела следовать за собой. Жаннет было нелегко, но она сама понесет Джефа, и эта Тварь больше не причинит ему страданий. Проскальзывая в холл отеля, Жаннет поймала себя на мысли, что одним только прикосновением причиняет мальчику невероятную физическую боль. Но его внутренний стержень был настолько крепок, закален и благороден, что догадаться о его страданиях могла лишь она. Со стороны могло показаться, что мальчик спит.
Она продумывала десятки различных вариантов побега, но Сущность никогда не оставляла ее наедине с Джефом. И задачу «волк, коза и капуста» мог решить только случай.
Холл был полон людьми, но она не станет кричать и звать на помощь. Мальчика тотчас постигнет ужасная участь. Мысль о прямом побеге также показалась ей нереальной. Сущность настигнет их в два шага. Оставалось ждать счастливого случая.
Следуя за Сущностью, Жаннет прошла в лифт, и если бы она обладала искусством внутреннего зрения, наверняка бы заметила, как по невидимым каналам из компьютерного терминала администратора к неземной Твари стекается информация. Схематичное изображение номеров, этажность, имена проживающих. Регистр с именем Вен Джун подсвечивался номером 225, расположенным на третьем этаже.
Двумя этажами выше двери лифта распахнулись, и, минуя коридор, они оказались перед дверью с табличкой 425. Пассом руки Сущность отомкнула замок и впустила в номер Жаннет. Она прошла в глубину комнаты и опустила на кровать Джефа. Звук захлопнувшейся двери и замочных пружин заставил ее обернуться. В первый раз за все время она осталась наедине с Джефом.
Она опустилась на колени и, прикоснувшись губами к его холодному лицу, тихо произнесла:
– Мой мальчик, пришло время бежать.
Способность спиртного временно отключать душевные стенания и погружать в состояние эйфории – одна из немногих. Спиртное также усиливает доминирующий в человеке потенциал и, как лакмусовая бумажка, срывает маски, изобличая истинное лицо человека. Глядя в этот момент в лицо капитана, можно было понять, что «разбрасываться соплями» не в его правилах. Он не носил социальных масок, а энергетика зла, точно почерпнутая из бездонного колодца, в нем приумножилась.
