А если верить древней легенде, исполнительницы древнего танца апсар не являются простыми смертными.
С первыми звуками национального оркестра, льющимися из оркестровой ямы, на сцене появляется прима Королевского балета – небесная танцовщица апсара. Каждое движение апсара предопределено каждой фазе исполняемой хором песни. Каждый жест руки, определенное положение взгляда и даже движения ресниц требуют абсолютной, строго предписанной традицией синхронизации, и они являются неповторимыми и единственными для выражения определенного чувства и данной фазы хора. Во времена расцвета Ангкорской империи танцовщицы тысячами обслуживали королевский двор и многочисленные монастыри. Но с падением Ангкора из тысячи танцовщиц осталась лишь небольшая группа, которая хранила и из поколения в поколение передавала искусство небесного танца апсар.
Жаннет окинула взглядом копошившихся возле подмостков людей. Среди костровых, плотников и музыкантов сложным рисунком движений ее внимание привлекли изящные танцовщицы. Беззвучно репетируя в национальных костюмах, они улавливали потоки окружающего мира – мира, балансирующего на грани жизни и смерти.
Поправив за спиной люльку с Джефом, Жаннет тягостно вздохнула. Да, ей тяжело, но она сама понесет свой крест, свою ношу. До самого конца, и она не позволит этой Твари прикоснуться к мальчику. Улавливая спиной его болезненное дыхание, она чувствовала его боль, так, словно он слился с ней и стал одним целым. Жаннет грозно посмотрела в спину хромающего силуэта. За ним, точно бутоны нераспустившегося лотоса, к самому небу поднимался храмовый комплекс Ангкорват, центр вселенной, точка начала и конца.
Ломая границы неведомых Мирозданий, по берегам пылающей Бездны неслось сознание Джефа. Погруженное в забвенье, оно растворялось в волокнах Орла[6] и, поднимаясь на его крыльях, искало Дух Великого Воина. Миллионы мерцающих огоньков приглашали Джефа в странные игры. В танцующем вихре они уносили его сознание к краю Тьмы, к пасти всепожирающего Орла. Эти духовные существа, еще мгновение назад имевшие различные формы жизни и населявшие слои многомерной реальности, стремились к логическому завершению всего сущего. Чтобы возродиться заново, они должны отдать на съедение Орлу свое сознание.
Увлекаемый всеобщим потоком, Джеф подлетел к краю Бездны. Тысячи светящихся мотыльков, обжигая в пламени Орла свои крылья, исчезали в его пасти. Внезапная Сила, почувствовав в Джефе незримую нить, соединявшую его с еще живым телом, оттолкнула высоко вверх. Повиснув в зените над самым жерлом, Джеф огляделся. В состоянии нирваны в позе лотоса на все сущее взирал старец.
– Здравствуй, Джеф, – мягко произнес он.
Мгновенное осознание того, Кто перед ним, заставило мальчика подлететь ближе. Струившиеся полупрозрачной дымкой одежды старца переплетались в мириадах серебряных нитей, одна из которых теряла свое начало в области солнечного сплетения Джефа.
– Здравствуй, Великий Воин! – ответил Джеф, чувствуя себя так, будто он попал на предметный столик микроскопа.
Старец хитро прищурился и, улыбнувшись, вынул колоду из 36 карт.
– Я знаю, зачем ты здесь.
– Нет, в покер играть я с Вами не стану, – смутился Джеф. – У Вас в рукавах семь тузов.
– Откуда ты все знаешь? – поразился тот, вытряхивая из рукавов карты. – Прости старика, еще с прошлого раза осталось.
– Вы мне поможете?
– Я научу тебя складывать пасьянс, – тасуя карты, ответил тот.
– Зачем мне это? – Изумился Джеф.
– Если сложишь пасьянс, твое желание сбудется, если нет – попадешь в пасть Орла.
– Почему пасьянс?
– Любой пасьянс отражает некий срез реальности. И любой пасьянс когда-нибудь сходится.
– Но на это могут уйти сотни лет, – вздохнул Джеф.
– Здесь время течет по-иному. Его даже можно остановить.
– И в чем же метод пасьянса?
– Метод заключается в том, что карты несут в себе воплощение нескольких вселенских законов – в частности, закон симпатии (единство масти) и закон валентности (иерархический порядок в каждой из мастей). А события человеческой жизни подчиняются этим двум законам. Остается найти модель для генерации случайности, то есть фортуны.
Старец протянул стопку карт Джефу:
– Снимай. На три части.
Джеф щелкнул по колоде, выбивая верхнюю и нижнюю части.
– Смотри внимательно, – старец раскинул в пространстве карты. – Прошлое, настоящее и будущее. Все три элемента известны, но в твоем случае важно прошлое, потому что будущее твое, с учетом настоящего, ужасно.
– Как может быть важно то, что уже было.
– В прошлом, выкопав яму, попадаешь в нее в настоящем. Ты должен найти момент, который включил цепочку событий, приведших тебя к потере жизненной Силы. Ты должен пересмотреть свое прошлое.
– То есть вспомнить все те пакости, что я совершил? – догадался Джеф.
– Абсолютно верно, – степенно опустил глаза старец. – Но сейчас важен лишь один твой проступок.
– И вы знаете? Расскажите.
– Ты должен понять сам, но для полной картины я могу лишь открыть тебе то, что произошло вне твоего разума.
Внезапный поток мысленных образов затопил сознание Джефа, и он увидел всю историю одновременно, с точки зрения всех действующих лиц, от начала и до конца.
На фоне оживающих к ночи джунглей взору Бреда открылся хрупкий силуэт Ангкорвата. Его фасад, строго обращенный на запад, прощался с последними лучами солнца. Уступая на небосклоне место несчитанным звездам, оно стремительно уходило за горизонт.
Чтобы добраться до Ангкорвата Бреду потребовалось три с половиной часа. Один час для того, чтобы достичь приграничного с Таиландом города Сисопхон. Здесь его встретил продлившийся полтора часа ливень, и по причине нулевой видимости ехать дальше было невозможно. По окончании ливня он тронулся в путь и прибыл к Ангкору только в шестом часу вечера. Солнце садилось стремительно.
Комиссар Ли остановился у широкого, наполненного водой рва. И если бы у него была возможность увидеть всю панораму с высоты птичьего полета, он бы узнал, что ров опоясал Ангкор правильным четырехугольником, смежные стороны которого тянулись на 1300 и 1500 метров соответственно.
Прикасаясь к цветам покоившегося на пруду лотоса, взгляд Бреда скользил далеко за передний план. Увиденные им башенки Ангкорвата показались нереальными и недосягаемыми. Вступив на пересекавшую ров, вымощенную плитами дорогу, он мысленно поздоровался со стилизованными изображениями львов. Последующие двести метров пути до первой внешней ограды храма Бреда провожали величественные, в виде змей-наг балюстрады.