Леск остановила заклинание:
— Мы и так знаем слишком много опасных тайн.
Потом она задумчиво повертела в руках зеркало, убрала его в поясную сумку. Покачала головой:
— Что же делать?
— Спать, — заявил Рес. — И так уже полночь скоро, а нам еще ехать. Хорошо бы хоть какую кочевку встретить.
— Но… Получается, никто, кроме нас не знает…
— Не обязательно, могли и без нас догадаться. И, как ты думаешь, что бы сделали?
— Отправил бы нас к Белому Зеву разбираться. Потому, что мы ближе всего.
— Вот именно.
Они принялись сворачивать одеяла в спальные мешки, но Рес видел: что-то еще гнетет Леск, кроме всего, уже обсужденного. Подумав, решил не выспрашивать.
Подбросили сучьев в костер, а те зашипели и задымили, того и гляди огонь совсем погаснет.
— Может, колдовством его? — попросил Рес.
Леск кивнула, без слов, одним коротким жестом послала силу огня в костер. Ярко полыхнуло, но не обычным пламенем, а совершенно зеленым.
— Ты чего? — удивился Рес. Но Леск и сама была растеряна:
— Я? Но я… как обычно…
— Обычно ты огонь не красила.
— Красила?! Как можно раскрасить огонь? То есть, можно, если бросить в него особые соли, но… Я только высвободила силу огня!
— Да ни при чем соль, видимость это была! Отсветы-то у тебя на лице и везде обыкновенные были, красные, не заметила?
— Да, действительно… Но…
— Что, кто-то другой огонь покрасил?
Леск медленно покачала головой:
— Нет. Видимо, изменения происходят очень быстро. В последний раз я пользовалась силой огня позавчера, и зелени не было. А сейчас… да, волшебство огня и волшебство разума накладываются из-за схожих плетений в заклинаниях. Как тогда, в Трехречье, но тогда я нечаянно сожгла человека, а здесь… покрасила огонь.
Рес видел, что она сильно напугана. И теперь уж точно не заснет. Вздохнул:
— Ладно, что ты там еще думала?
Леск покачала головой, будто не могла решиться, начала издалека:
— Мы не знаем, что происходит в мире. Колдовство меняется… Это мы выясним возле Белого Зева, но вдруг кто-то уже знает?
— Драконы! — предположил Рес.
— Может быть. Но с драконами лучше… не рисковать. Нам нужно узнать хоть что-то… Я же не буду знать, что делать возле Белого Зева!
— Хоть что-то?
Леск вздохнула:
— В первую очередь — что происходит в империи. И про войну в других мирах, и про колдовство… Все может оказаться важным. И что с нашим народом! И настроение людей хорошо бы.
— Много ты хочешь. Вот, разве, подсмотреть через зеркало донесения, которые приносят имперским разведчикам — самым главным, вроде Иэя Туомоса. Или еще повыше кого. Только не выйдет ничего — они, видишь, в столице.
— Можно посмотреть не через зеркало, а человеческими глазами, — тихо сказала Леск. — Есть одно заклинание… оно позволяет проникать… в чужую душу.
— И ты хочешь?!. - ужаснулся Рес.
— Нет. В том-то и дело, что сам колдун не может… Но может отправить кого-то другого. С его согласия.
— А, так ты меня хотела отправить!
— Нет! Я не хочу!
Рес тоже не хотел. Попросту — боялся. Кроме того, как-то оно не по-честному, хуже, чем подглядывать. Однако надо что-то делать, а то, может быть, уже нет никакого смысла тащиться к Белому Зеву, самое лучшее — вернуться, пока не поздно.
— Если есть возможность, то нужно воспользоваться, — решил Рес. — Только лучше не в имперского разведчика вселяться, а в Ринка. Беспокоит меня, что связаться с ним не можем.
— И он наверняка знает очень много. Только… трудно будет прицелиться. Это зависит от тебя. И не столько от твоего решения, сколько от желания, может быть — тайного, бессознательного. Нет, в Ринка ты точно не попадешь.
— А оно вообще сработает, как надо? А то, вон, огонь уже позеленел.
— Это очень сложное волшебство, если что-то не так, оно не сработает совсем. А чтобы не как надо… Есть опасность, что ты в кого-то такого вселишься… неправильного, и на тебя это очень сильно подействует.
— Испугаюсь, что ли? Так от этого не умирают. Давай попробуем.
— Ты уверен?
— А какая разница? Решил, и решил.
Его беззаботное спокойствие передалось и Леск, она принялась читать заклинание.
* * *
Квирас Ясень грел руки у костерка и тяжело вздыхал. Кабатчица снова в долг не поверила, а с пустой флягой как не затосковать ночью в заставе? И когда еще выйдет расплатиться — если даже все деньги, что Император платит служивым, отдавать кабатчице, все равно только за два месяца долг покроется. А в заставе все ночные стражи выпадают, днем десятник сам стоит, всю и так небогатую на малой дороге добычу забирает. То есть, не всю, только половину — с другими дневными стражниками делится. Ночным ничего не дает, сразу сказал: «Что мы соберем — наше, что вы соберете — ваше». Но что ночью соберешь? Редко, чтобы какой путник в дороге припозднился или по спешке спозаранку выехал. И то все норовят забесплатно заставу проехать, подорожные суют. Хорошо, Клинп по пьяному делу удумал дерзить десятнику и тоже попал в ночную стражу — он умеет с проезжими говорить. Где с прибауткой, где с угрозой, где так и этак — и платят те стражникам, хотя по мелочи все. Было дело, даже имперский гонец Клинпа послушал, отпустил рукоять меча и взялся за кошель.
Все равно, мало в ночь набирается, не хватает на выпивку. И не возмутишься — если десятник узнает, то вовсе в патруль переведет. Уж лучше возле костра сидя греться, чем с фонарем по лесным тропам всю ночь вышагивать.
Сложилась же судьба у Квираса. Началось, еще когда мальцом был — на хутор Гвалута Селезня, что через двух соседей, приехал на осле старый побережник, из тех, которые сами себя бездельниками называют. Квирас запомнил его — худой, седой, одет не по-людски. Хотелось Квирасу в него камнем кинуть, да не посмел — у побережника на поясе тесак висел, подлиннее иных мечей. О чем старый бездельник с Селезнями договорился, Квирас не понимал, хотя не раз слыхал, как мужики меж собой обсуждали. Завсегда сходились, что добра не будет. Да только начали Селезни толстеть, а хозяйство их разрасталось. На праздники, а потом и в будни, одевались, как дворяне, Гвалут уже пешком не ходил почти, больше верхом разъежал, богатые женихи из дальних уделов к его дочерям заворачивали. Можно было самому не видеть богатства Селезней, мать так и так все отцу в подробностях расписывала, а под конец на крик переходила: «Когда уже мы крышу дранкой перекроем?!», «Когда уже мы соседский хутор со всей землей прикупим?!» Устал отец огрызаться, взял бутыль с лучшей бузой, напялил шапку и пошел в город, с побережниками договариваться.
