В положенное время дверь камеры открывали, и их проводили в небольшое помещение, где под присмотром суровых, вооружённых стражников они кушали и пили воду. Затем унылая процессия направлялась в противоположную часть коридора, где находилось помещение для справления естественных нужд…
* * *
В темнице не было окон, поэтому неизвестно было, какое время суток. Из–за вынужденного безделья Владар совсем измучился. Ему казалось, что прошло уже пять суток, а то и целая неделя. Каково же было его изумление, когда на вопрос одного из заключённых стражник нехотя ответил, что только наступил первый вечер.
Владар, сидел на грязном полу. Он вцепился пальцами в решётку. Мутными от долгого страдания глазами глядел в коридор и думал, что, если так пройдут ещё сутки, то он будет уже кричать, требовать, чтобы его выпустили, или, во время обеда, несмотря на стражу, бросится бежать, или совершит ещё какой–нибудь безрассудный, отчаянный поступок.
Конечно, вспоминал он царевну Анну. И то, какой видел её прежде: живой, милой, недоступной в своём царском величии, но всё же желанной, ту, которой он посвящал стихи, поэмы и многие страницы своего личного дневника. (как хорошо, что этот заветный дневник не отобрали, что он лежит во внутреннем кармане его пиджака). И тут, рядом с этими светлыми воспоминаниями – кошмар. Бездушная кукла, порождение Шегъгорърара, снимающая с плеч голову, и совершенно чуждая к его, Владара судьбе; вообще чуждая всех человеческих судеб. Уродливая насмешка над самыми прекрасными его грёзами – её бы он уничтожил в первую очередь.
…Так, в мутном, мучительном оцепенении думал он из минуты в минуты, из часа в час… Большинство заключённых уже храпело, а Владар даже и не думал о сне. Уж чего–чего, а заснуть, несмотря на усталость он не смог бы.
И вот в долгое время пустовавшем до того коридора произошло движение. Ярко засиял в руке стражника факел. Но стражник шёл не один; рядом с ним, мягко шурша роскошным платьем, источая тонкий, приятный, едва уловимый аромат, шла она…
И вот они остановились возле камеры, в которую был заключён Владар. Стражник начал возиться с большой связкой ключей, а лже–Анна, не щадя своего платья, опустилась на колени, так что её личико оказалось прямо напротив лица Владара. И она произнесла:
– Ну, как ты здесь, милый… Как давно мы не виделись…
Глаза Владара помутнели больше прежнего, он сжал кулаки и прошипел с выражением боли и отчаянья:
– Поди прочь!.. Как смеешь ты скрываться под личиной единственной, прекрасной… Ты – проклятая кукла! Не приближайся ко мне!..
Некоторые бывшие в камере проснулись, но, ничего не понимая спросонья, недоумённо глядели то на Владара, то на лже–Анну. Должно быть, явление царевны представлялось им настолько невероятным, что они полагали, что это – продолжение их сна, и даже не удосуживались ничего ей сказать.
А стражник наконец–то открыл дверь в камеру, и накинулся на Владара:
– Как ты смеешь так разговаривать с царевной?..
Он даже замахнулся на Владара, но лже–Анна остановила его. Она произнесла:
– Не смей его трогать.
– Как вам будет угодно, ваше высочество, – и рявкнул на Владара. – А ну – пошёл?
Владар поднялся на ноги, но остался на месте. С вызовом глядел он на стражника. Лже–Анна говорила:
– Владар, я понимаю тебя. И всё же: заклинаю всем святым – пойдём со мной. Пожалуйста.
Владар подумал: «Ишь, как заговорила. Зачем ей такое искусное притворство? Могли бы просто прислать нескольких головорезов, скрутить, и отправить на свой Шегъгоръраръ или просто – ликвидировать. Но нет – зачем–то понадобился этот маскарад. Ладно, пойду с ними, а при первой возможности попытаюсь бежать».
С такими мыслями он вышел в коридор. Стражник быстро запер камеру и подтолкнул его в спину:
– Ну, пошевеливайся… пошевеливайся…
Владар шёл по коридору, рядом с лже–Анной, и с удивлением понимал, что не находит в душе своей отвращения и неприязни к этой подделке. Более того – он чувствовал те же возвышенные чувства, что и при общении с настоящей царевной Анной.
В смятении думал: «Неужели обман Шегъгорърара зашёл так далеко? Неужели уже и любящий человек не заметит подмены до тех пор, пока не увидит, как отвинчивается голова или пальцы?».
Вот они вошли в помещение, большую часть которого занимал добротный дубовый стол. Что касается стен, то они были сложены из внушительных каменных блоков.
Лже–Анна сказала стражнику:
– Ты можешь выйти.
Тот смутился, пролепетал:
– Но, ваше высочество… Это заключённый – он дерзок и опасен. Он может напасть, и…
– Я сказала: выйди. Стой и карауль в коридоре. Ну а я смогу постоять за себя.
Стражник поклонился и вышел, прикрыл за собой дверь.
* * *
Они сидели за столом, друг напротив друга. Царевна Анна сощурившись, внимательно вглядывалось в лицо Владара с неким неизъяснимым, но несомненно сильным чувством.
Владар первым нарушил молчание. Он произнёс неестественно раздражённым голосом:
– Я знаю, кто ты, а ты знаешь, кто я. Не понимаю, к чему сейчас ты меня позвала. Всё равно – мне одна дорожка на Шегъгорърар.
– Нет, – тихо ответила Анна, и прошептала. – Как же давно мы долго не виделись, милый. Как же давно…
– Не смей меня дурачить. Ты…
В глазах Анны заблестели слёзы. И вот уже покатились по её щекам. Она шептала:
– Видишь я плачу?..
– Вижу. И это ничего не значит. Это – такая же ложь, как и всё остальное.
– Нет. Порождения Шегъгорърара не могут плакать. И смех у них выходит совсем не таким, как у обычных людей. Лучше им не смеяться. Их скрежетание подскажет, что они подделки ещё лучше, чем магниты.
– А, ты и о магнитах вспомнила. Но магнит у меня отобрали. Иначе бы я тебя…
– У меня есть небольшой магнит.
– Всё, довольно! – махнул рукой Владар. – К чему это притворство? Я знал, что Шегъгорърарцы подлые, но не думал, что они ещё и глупые. Ведь я же видел, что ты откручивала свою механическую голову.
– Да. Я догадалась, что ты наблюдал за мной с ветки дерева. Но, всё же я настоящая. Я живая – у меня не железки внутри… Не веришь?
– Нет!
– Ну вот, смотри!
Та, кого Владар считал лже–Анной достала небольшой ножичек и надрезала себе ладонь. Тут же выступила самая настоящая, человеческая кровь. И из Владара вырвалось:
– Осторожно!
Он даже сделал порывистое движение к ней, но всё же остановился. А она говорила:
– Не беспокойся. Эта ранка совсем не страшна. То, что терзает моё сердце – гораздо мучительнее. Я живу в окружении механических подделок. Я не знаю, где мой отец и братья, где все близкие мне. Я, впрочем, догадываюсь, что они на Шегъгоръраре, но живы ли они? Что ждёт мою родину? Что ждёт меня?.. Всё так тревожно, так неясно… Я вынуждена ежедневно ухищряться, чтобы не поняли, что я – всё ещё человек. Конечно, я не могу отвинтить себе голову. Для этого я использую то разобранное, отключенное, что должно было заменить меня. Эту куклу я держу в своих покоях.
