– Угу, – кивает полукровка, сидя задницей на кафеле и боясь подняться, чтобы не отхватить люлей посерьезнее.
– Молодец. Быстро схватываешь.
Вот оно, появившееся преимущество. Среди чистокровных Андрей считался дефективным. А в армии, где полукровки уже относилась к элите, мой слегка приглушенный Свет причислялся к чему‑то заоблачному.
К слову сказать, даже прапорщик ни разу не посмел заставить меня отжиматься. Особо ничего не предпринимая, я оказался в некотором смысле на верхушке местной иерархии. Естественно, среди рядовых бойцов. Пусть пока никто никого особо не напрягает, за этим рьяно следит Костин, но мужской коллектив есть мужской, лидерство и соперничество сидят в генах.
Вхожу в расположение. Толчея и стоит гул, похожий на пчелиный. Кто одевается, кто уже оделся и треплется, кто копошится с кроватью или у тумбочки. Успели раскрыть окна и все равно после ночного пердежа, пота и не постиранных вечера носков стоит вонища.
– Надо было еще в голову ударить. Так оно лучше вдалбливается. Я вот что думаю, – догоняя меня, принимается рассуждать Синицын, – если еще немного надрочить Мишку махать кулаками, будет отличный боец. Сёмка с Ромкой махаются нормально. Им бы только чуть набрать веса. Впятером мы бы запросто под себя подмяли всех.
– Зачем?
– Как зачем? Чтобы знали кто тут старший. С кем нужно считаться. А так всякая шавка будет задирать нос. Когда все равны, ничего хорошего не получится. Будет кто в лес по дрова.
– Может, ты и прав, – говорю вслух, но в мыслях в серьез не задумываюсь. Мне тут недолго. До августа досижу, максимум еще недельку или дней десять. На этом все, край. Дальше возвращение домой с победой или с повешенным носом.
В кармане раздался короткий звонок смартфона.
«Эмили: Ну как, ты готов? Мы сразу после вас»
«Андрей: Всегда готов!))»
Снова короткий звонок.
«Ева: Блииииин! Нам не разрешают посмотреть ваши драчки!»
«Андрей: Прискорбно…»
Раздается команда дневального строиться, а вместе с ней одновременно два сообщения:
«Эмили: Удачи!»
«Ева: Я уже за тебя сжимаю кулачки! Удачи, Милый!;‑*»
В ответ обеим отправляю – «И тебе удачи!» и на этом отключаюсь.
Минут пять уходит на приведение себя в порядок, и я покидаю казарму. На улице снова солнечно, нет намека на появление скверны.
И это херово.
Почти все покинули казарму. Стоят большой толпой, разбившись на кучки. У меня своя кучка. Семен, Рома и Миша обсуждают предстоящий второй экзамен, он же заключительный. Вчера была стрельба, сегодня предстоят спарринги. Из‑за этого нас даже оставили сегодня без завтрака. Типа, на голодный желудок нам мешать ничто не будет.
Оборачиваюсь. Синицын шел за мной и уже куда‑то смылся. Он всегда такой: то здесь, то там. Сейчас вернется с новостями.
Ну вот, как всегда, о нем вспомнишь и появится.
– Узнал, – с гордым видом произносит он и достает серебряный портсигар, берет из него сигарету, прикуривает и после этого продолжает, – кто пройдет аттестацию, обещают дать увольнительную на завтра.
– Куда? В Тобольск? – заинтересовываюсь я.
– Ага, размечтался. В крепость.
Роман и Семён, взглянув на меня, начинают смеяться. Прошлая недолгая прогулка по крепости нам вышла боком.
– Чего смеетесь? Нормальный приз. За увольнительную старшина требует червонец. Считай, премию в червонец выдадут. А в крепости хорошо. Там два борделя, говорят, появились беленькие шлюшки …
Синицын принимается снова рассказывать о своих похождениях. Ума не приложу, когда он все успевает. Санька единственный из всех, кто уже дважды умудрился побывать в увольнениях. Брал на ночь, а потом утром возвращался сытый и довольный. Последний раз пришел с серебряным портсигаром. Говорит, что какая‑то шлюха подарила. Типа он ее так удовлетворил, что она портсигаром отблагодарила. Врет, конечно. Но у него получается. Не краснеет и рассказывает интересно.
– В колонну по три становись! – раздается команда прапорщика.
Кто не докурил, тушат сигареты, и вместе с остальными выстраиваются вдоль дороги в три колонны. Из казармы выходят два офицера. Потом третий, самый молодой Кирилл Верещагин.
Офицеры народ откровенно мерзкий, это я уже понял. Кого ни возьми, через губу не переплюнут, чтобы обратиться к рядовому. Они на нас и не смотрят. Для них рядового состава как будто нет. Взгляд вечно устремлен куда‑то вдаль.
Но стоит, проходя мимо, не отчеканить строевым шагом, не отдать честь, сразу происходит чудо. Офицер тебя и замечает, и орет, и обзывает последними словечками за несоблюдение устава. Еще и требует предъявить удостоверение. Он его обязательно сфоткает и перешлет прапорщику Костину. Ну а тот уже изгаляется с наказаниями. То заставляет гуськом круги нарезать вокруг плаца, то отжиматься до беспамятства.
А вот лейтенант Кирилл Верещагин ведет себя иначе. Во всяком случае со мной. Уже не раз замечал его взгляды. Причем, перехватываю его, и он глаза убирает. Даже не знаю, что и думать. Не иначе педик. По‑другому зачем ему на меня постоянно пялиться.
– Напра‑а‑аво! Вперед шаго‑о‑ом марш!
На тренировочном поле сегодня пустота. Командование, по‑видимому, согласовало с другими ротами, чтобы не мешали проводить спарринги. Впрочем, в последнее время людей в части поубавилось. Всех, кто жил у нас на двух верхних этажах, сплавили в командировку то ли в Омск, то ли еще куда‑то. Такая же участь постигла неосветленных. Они в части в основном числятся стрелками. В бой с тварями их выпускали в самых крайних случаях. Их сейчас осталось половина.
Дошли, стали, ждем. Только спустя полчаса становится понятно, почему нас до сих пор держат в строю. Лицезреть спарринги явились офицеры других рот и даже командование части.
Если об обычных офицерах хороших отзывов я не слышал, то о командире бригады, напротив, говорят исключительно с восторгом. При заключении контракта я его, в общем‑то, не рассматривал. Ну полковник и полковник, а оказался Человек. Его все называют Батей.
А все потому что за двадцать лет Батя умудрился сделать головокружительную карьеру от рядового до полковника. Все благодаря своим достижениям, а не помощи клана или рода. В прошлом он из простых. Правда, чистокровный. И особенно уважают за отсутствие высокомерия. Он запросто может войти в казарму и обратиться к простым бойцам с вопросом: как живется. Потом выслушать и по возможности помочь.
Батя не успевает подойти, наш прапорщик орет: «Смирно!». Лишь пройдя в центр, полковник обращается к нам с приветствием, и мы его дружно приветствуем в ответ.
В присутствии Бати офицер, числящийся командиром роты, вынужден соблаговолить снизойти к нам с обращением. Он доносит условия проведения экзамена. Исходя из большой численности, спарринги будут групповые по пять человек. Победители переходят на следующий этап. А всего их три. Закончив свою речь, офицер дает команду прапорщику Костину разбить нас на пятерки.
Мелкий Синицын стоит вдалеке от нас, в самом конце. Едва прапорщик подходит к строю, он принимается шустрить. Просит его выставить нашу пятерку. Еще и первыми вступить на экзамене. Костин соглашается, дает команду разойтись и самим разбиться на пятерки.
– Не ну а что, лучше сразу отстреляться. Правильно же? – подходя, оправдывает он свою инициативу
– Да по барабану. Лишь бы быстрее отстреляться. Жрать охота, – чешет тощий живот Семён.
– Экзамен пройдет быстро. Даже не сомневайся. Их благородия не захотят тут долго на ножках стоять, – кивает Роман, на обступивших Батю офицеров.
– Хрен вам, не угадали, – Синицын первым замечает, как из штаба бойцы выносят для офицеров кресла, стол, ящики. – Сейчас засядут надолго. Вон, прут даже ящики с шампанским.
– Девчонки еще вчера писали, у них сегодня тоже будут спарринги, так что затянуться не должно, – вспоминаю я переписку, – господам офицерам быстрее бы с нами закончить и перейти к спаррингам девушек. Там будет поинтереснее.
– О, я бы тоже так хотел развалиться в кресле и под шампанское смотреть на бабский мордобой, – мечтательно произнес Санька.
