– На исходную! – командует Костин.
Мы становимся в ряд метрах в 5 друг напротив друга. Прапорщик становится между нами и принимается разъяснять правила спарринга:
– Свет не призывать. К способностям не обращаться. Только чистый бой, без грубостей. Сломали ногу, руку, челюсть – сразу в сторону. Упал – не добивать. С ним – все, он выбывает. Если с одной стороны уходит человек, то вторая сторона тоже на выбор убирает одного. Должно быть равное количество. Вроде все сказал. С Богом.
Прапорщик отходит в сторону и дает отмашку: «В бой!»
Мы и противники слегка отступаем. Ни мы, ни тем более они, не решаемся атаковать с ходу. Не знаю, как у кого, у меня нет никакого настроя драться. Никто из них не сделал мне ничего плохого. А просто так разбивать в кровь лицо и ломать кости, мне – западло.
Я не стремлюсь вперед, и мои парни медлят. Даже у обычно лезущего во все дырки Синицына нет желания переходить в наступление. Хотя в его случае действует другое правило. Сунуться раньше остальных означает принять на себя первые, самые мощные удары. А он лис хитрый. В таком деле ему проще быть вторым, третьим, пятым. Когда начнется замес, он будет выискивать места полегче. Потому что кроме хитрости и наглости перед противниками у него больше нет других преимуществ.
– Господа! Давайте пусть на интерес сделаем ставки! Или поспорим, в конце концов! Ну что мы в самом деле! – раздается со стороны офицеров.
– Что тут спорить? Пятерка вон с тем почти чистым станет победителем.
– А какой смысл выставлять в пятерке почти чистого против пятерки бледноты? Если бы он выступил один – другое дело. Получился бы отличный бой. Антон Сергеевич, как считаете? – обращаясь к Бате, умничает еще кто‑то и его начинают поддерживать остальные офицеры.
Я все еще медлю. Глядя на меня, медлят и парни. Противники изначально сникли, поставив на себе крест, так что ни о какой атаки с их стороны не может быть и речи. Они стоят и ждут расправы.
– Остановить, – вполголоса произносит Батя и за ним громко повторяет прапорщик. Он бежит к полковнику, но на подступах его останавливает офицер и что‑то говорит. Костин слушает, кивает и, возвращаясь к нам, доводит новую вводную:
– Кроме Черновола, остальным в строй. Андрей, ну а тебе придется одному выстоять.
Сука… Ну и подстава. Настроение тут же меняется от вполне нормального до взбешенного. А отвертеться – не вариант. Не скажешь же командиру части: «Простите ваше высокоблагородие и идите на*уй с вашими поединками».
Но просто так сглатывать то же не могу.
– И что мне каждый раз выходить против пятерых? – спрашиваю с возмущением у прапорщика. – Это несправедливо!
Костин оборачивается и переспрашивает у офицеров.
– Да ему хотя бы против этих выстоять, – усмехается Батя.
– Один спарринг, – разъясняет прапорщик и, по‑моему, сам за меня радуется. – Все, на исходную!
Мои ребята бросают на меня взгляды. Читается что‑то матерное с общим смыслом – держись. Они уходят к остальной роте, оставляя меня одного.
А противники‑то оживляются.
Повеселели!
Костин дает отмашку:
– В бой!
Ну сволочи, ты посмотри на них, сразу сообразили, что делать.
Стали меня окружать.
– Светлый, не подведи, давай! – кричит кто‑то из офицеров со смехом.
«Как бы дать тебе самому по самые не балуйся, – мысленного говорю сам с собой. – Устроили себе представление, пи**ры»
Естественно, кто сзади пристроился, пытаются уловить момент и атаковать. Мне приходится крутиться на месте и смотреть по сторонам. Сам себе напоминаю зверька, затравленного псами.
У меня больше Света, а значит быстрее реакция, сильнее удары. Один на один у ни кого из них нет шансов победить. И у двоих нет. Трое – уже вполне. А тут пятеро. На их стороне мощный перевес в количестве.
– Ну что, как думаете, сколько продержится? Минуту или две?
– Да если так будут стоять и час могут нам пляски устраивать.
– Господа, я уже давно заметил, с каждым новым призывом бойцы мельчают. Нет в них духа. Одна размазня.
– Эй, прапорщик! Долго они у тебя будут телиться?!
Бедный Костин. Ему перед офицерами нужно выслужиться и перед нами репутацию не утратить. Иначе, лишившись авторитета, как он будет нами руководить. Он предпочитает сделать вид что не расслышал, тем не выглядеть совсем уж шавкой, которую пинает каждый офицер.
Я стараюсь не слушать, о чем говорят с той стороны, а разговоры офицеров все равно лезут в уши, бесят и нервируют, этим отвлекают от боя. Случайным взглядом ловлю молодого лейтенанта Кирилла Верещагина. Ему по статусу не положено стоять в ближнем окружении командира части, потому он держится в стороне. Но не это бросается в глаза. Я ухватываю его взгляд. Он у него радостный. Лейтенант торжествует!
Твою ж мать, едва ли не взяли врасплох сзади. Утырок зашел с ноги. Приходится уйти в противоположную сторону. Как раз в объятия второго утырка. Он тоже пробует с ноги.
Я уже знаю, что последует, стоит одному пробить. Дальше они накинутся с разных сторон и замесят вчистую. Приходится принять удар ноги не столько ударившей, сколько воткнувшей в живот, зато ее перехватить и перейти в контратаку. Делаю подсечку и, быстро развернувшись, с силой бью пяткой в падающую вместе с телом голову.
– Оу‑у‑у! – раздается на выдохе с разных сторон.
– Грязный бой! – громко критикует кто‑то из офицеров и его возглас подхватывают другие.
Ебан**ые, что ли? А как иначе мне победить? Выставляя пятерых против одного, вы уже устроили грязный поединок. Где тут может быть честность?
Или чистокровные господа офицеры хотят лицезреть забой? Чтобы дать понять почти чистому его место?
Хрен вам!
Не дождетесь!
Все, теперь четыре против одного. Пятый остается лежать без сознания. Мне хватило одного мощного удара, попавшего в правильное место. Еще четыре таких же удара и можно праздновать победу.
Только сейчас офицеры вспоминают о необходимости вызвать на тренировочное поле медиков. Отправляют посыльного в санчасть, а то, парень слег и никак не проходит в сознание. Прапорщику приходится дать отмашку бойцам роты убрать его с зоны спарринга.
Ну а мой бой продолжается. Пыл у противников погас, зато в разы добавилось злости. Уже по глазам вижу, дай волю – разорвут.
Позади меня офицерье, напротив и справа стоит по одному, слева – двое. Резко двигаюсь вправо. Ух ты ж тварина, выставил на меня кулачки. Те, что напротив меня и слева, разом атакуют.
Биться сразу с четырьмя, мне нет никакого резона. Забьют к чертям, да и все. Так что делаю выпад и прыжок руками вперед, между двумя. Приземляясь на руки, делаю кувырок и быстро поднимаясь, оказываясь позади них в свободной зоне.
Пока снова меня не начали атаковать вчетвером, сам перехожу в наступление, делая рывок влево. Так мне легче для замаха своей основной правой. Парень выставил вперед руки. Приходится ударить носком в грудь. Он инстинктивно опускает руки, и вот тут я уже бью левым кулаком в скулу, правой в подбородок.
Его зашатало, повело.
Готов?
На секунду отвлекся и мне прилетает мощный удар немногим выше правого уха. На всю голову разлетается звон. Даже искры из глаз посыпались.
Хватаю еще не упавшее тело, захожу за него и с удара ноги в поясницу отправляю парня на оставшуюся тройку. Пока не опомнились, тут же снова делаю рывок влево.
Парень уже держится в правильной стойке, чуть согнут вперед и выставил вперед руки. Я бью левой, прощупать и подготовить к основному удару, следом выстреливаю правой. Нифига. Левый кулак ударяет по выставленной защите, от правого он уклоняется. Парень тут же бьет двоечкой в ответную. Первый попадает мне в щеку, от второго уворачиваюсь.
Но у меня нет времени с ним играть. Их трое, а я один. Потому с силой бью носком берца ниже колена и тем отправляю парня корчиться от боли к земле.
Оставшиеся двое в отчаянии налетают вместе. У них нет другого выхода. Или сейчас вырубить меня, или проиграют вчистую. Время выжидать прошло. Оба это понимают и поэтому не дадут мне уйти в защиту и держать дистанцию. Они идут ва‑банк.
