— Нет! Я чувствую! Со мной говорил Горный Дух! — продолжал кричать Витас, глядя расширенными от ужаса глазами на возвышавшиеся горы. Их заросшие темным, непроходимым лесом склоны выглядели неприветливо, и люди вжимали головы в плечи, со страхом поглядывая на торчащие из расщелин корявые корневища.
— Ну-ка, прибавили шаг! — скомандовал Уэйт и, подбежав, выдернул из колонны Витаса. Беднягу трясло все сильнее, и он исходил пеной, издавая бессвязные звуки.
— Воды! Живо, воды! — приказал сержант.
Один из охранников сбегал к бочке и вернулся с оловянным кувшином.
— Переверните его на живот!
Витаса перевернули, Уэйт вылил ему на голову всю воду, а потом несколько раз стеганул по спине плетью. По телу невольника пробежала судорога, он вскрикнул, вскочил на ноги и удивленно уставился на сержанта.
— Ну-ка в строй, мерзавец! — приказал ему Уэйт, и выздоровевший невольник побежал догонять своих.
— Что это с ним? — спросил подскакавший капитан.
— Ветряным духом его прибило, сэр...
— Это как же?
— Вселилась в него дрянь какая-то летучая, хорошо, успели водой отлить, а то бы пропал совсем.
— Откуда же ты такому обучен?
— Бабка у меня была в этих делах ученая, а я так, — сержант отмахнулся, — только самое простое и запомнил.
Фон Крисп дал мардиганцу шпоры и поехал в голову колонны, начавшей втягиваться в горловину ущелья. После случая с невольником, которого «прибило ветряным духом», он стал смотреть на эти неприветливые склоны иначе.
Капитан старался не думать о той части мира, где правили совершенно иные силы и существа. Если требовалась помощь, он шел к местному ворожею, как в случае с порошком для опьянения эртадонта, но злоупотреблять этими средствами избегал, хотя его неоднократно подбивали купить «удачу в игре». Фон Криспа это не прельщало: какой смысл в игре, если все время выигрывать? Да, можно разбогатеть, не заключая союзов с разбойными кочевыми бандами и не выстраивая сложных схем доставки «золотого пленника» в Гудбург, однако подобная удача не оставалась без последствий, даже если за «талисман удачи» ты выложил кошель золота. Один бывший знакомый фон Криспа, кавалерийский лейтенант из Кейстоуна, полгода собирал жалованье, чтобы купить корень удачи, а получив его, за два дня отыграл все затраты на волшебный талисман. Как он ни бросал кости, они всегда выпадали в его пользу, и хотя многие знали о его возможностях, с ним садились играть, чтобы посмотреть на это чудо.
Кончилось все плохо. Ровно через месяц непрерывного везения лейтенант окаменел, превратившись в статую, а его партнеры по игре умерли, сидя за столом. Хозяин дома, где они играли, долго не беспокоил гостей, поскольку слышал стук падающих костяшек, однако когда решился заглянуть к засидевшимся игрокам, застал их мертвыми, хотя кости продолжали сами скакать по столу, издавая характерный звук игры.
Пройдя горловину ущелья, стиснутую с обеих сторон безжизненными выветренными скалами, колонна погрузилась в тень вздымавшейся справа горы, вершину слева освещало слабеющее солнце.
Склоны в ущелье оказались круче, и деревьев на них было меньше, только несколько изуродованных борьбой за жизнь деревец исступленно цеплялись кривыми кореньями за каждый выступ, бороды лишайника свисали с гранитных навесов, представляя собой удобное место для гнезд серых синиц. Птицы деловито сновали в зарослях лишайника и прыгали по гирляндам серебристого плюща.
Появилось эхо. Оно множило удары лошадиных копыт о каменистую землю и крики неутомимых сержантов, теперь они командовали как-то неуверенно, подбадривая себя звуком собственных голосов.
Бравые рейтары — и те стали жаться к колонне, задирая головы и нервно подергивая себя за усы. Молчали собаки, покорно следуя за своими поводырями.
Один из пеших охранников решился подойти к стене, чтобы рассмотреть пригрезившееся ему изображение, однако с крутого склона сорвался камень и, ударившись в землю в двух шагах от любопытного, заставил его отбежать к дороге.
Через четверть мили ущелье стало расширяться, горы слегка расступились, и дорога уперлась в некое подобие оазиса — островок яркой зелени, получавшей достаточно света и воды. Неподалеку по склону скатывался небольшой ручей, однако пропадал тут же, у основания горы, проваливаясь в неизвестные пустоты.
— Есть вода — и нету воды, — покачал головой Крафт.
— Это место для ночевки мне не нравится, — заметил Спирос.
Возле границы оазиса появились следы повозки и лошадиных копыт, все говорило о том, что здесь часто останавливались и другие путники. Каково же было удивление невольников, когда они обнаружили, что следы оставлены на выступавшем из земли гранитном массиве.
— Заворачивай! — приказал капитан. Его мардиганец упрямо танцевал на месте, держа морду по направлению к ручью.
Почувствовав воду, стали ржать и рейтарские бахолтинцы. Рейтары сошли на землю и двинулись раскачивающейся походкой, ведя своих скакунов в поводу.
Оазис состоял из деревьев неизвестной породы с гладкими, словно у молодого тополя, стволами и похожими на кленовые листьями. Земля под ними поросла зеленоватым мхом и кое-где чахлой травкой, а пахло здесь как-то чудно — такой запах имели женские румяна. Птиц на деревьях не попадалось, хотя они все так же деловито скакали по крутым слонам ущелья.
— Как здесь все странно, — сказал Питер, осматриваясь. Спускавшийся вечер придавал сказочному мирку ущелья пугающее очарование.
— Давай-давай! — продолжали гнать сержанты, видимо, кто-то из них знал эту дорогу, поскольку иногда фон Крисп с ними советовался.
Двигаясь в глубь странной рощи, невольники наткнулись на череду невысоких башенок прямоугольного сечения. Они были сложены из блоков пиленого камня с изысканной резьбой. Назначение башен определить было сложно, для усыпальниц они казались слишком высоки.
— Что же это такое, а? — почему-то шепотом спросил Питер.
— Похоже на кладбище, — выразил общую догадку Густав.
— А почему такие высокие? Кто сможет заглянуть в эти окошки — там, наверху? Только огры...
Все, кто шел рядом с Питером, испуганно на него уставились. Действительно, если иметь рост вдвое больший, чем обычные люди, то можно было и заглянуть, причем тело такого же размера как раз умещалось в прямоугольном сечении башен.
— Смотрите, там есть отпечатки ладоней, — прошептал Густав. — Под самой крышей.
Все стали приглядываться, и действительно, под пологой четырехскатной крышей, отделанной резным узором, был виден отпечаток ладони — огромной, втрое больше ладони взрослого человека.
