Пришлось заплатить за все, ведь объяснить этим людям, что ему не до любовных утех, капитан не мог: здесь не было принято отказываться от девушек, кричащих оленихами.
Сытый и чуть хмельной от красного вина, капитан хлопнул по заду нетронутую им девицу и покинул гостеприимное заведение, швырнув дремавшему у двери сторожу еще несколько медяшек. Тот быстро подтянул мардиганцу подпругу и придержал стремя, пока капитан садился.
— Удачи вам, хатиб! — крикнул он вслед.
— Спасибо, братец.
Капитан ехал по узким тенистым улочкам, избегая освещенных солнцем площадей. Пропуская тряские, разукрашенные повозки, он напряженно размышлял о том, как ему распорядиться полученными сведениями.
Существовал сумасшедший вариант — забрать «золотого пленника» да и плюнуть на эту войну. При этом мальчишку можно будет даже не убивать, он с радостью поделится со своим избавителем принадлежащим ему богатством.
У этого варианта были и свои минусы. Если бросить солдат на марше, это будет дезертирство, его начнут искать, а Гудбург совсем недалеко. Тут и расследование подоспеет, то-то граф Авентир обрадуется, когда все станут искать сбежавшего Иогана фон Криспа.
«Нет, это слишком глупо».
Из проулка выехала длинная ломовая телега и перегородила улочку.
— Куда прешь?! — неожиданно для себя закричал на возницу капитан. Тот стал испуганно дергать удила, заставляя мула сдать назад. Капитан с трудом объехал телегу и двинулся своей дорогой.
Пока добрался до скотного загона, где держали невольников, план действий в его голове полностью сложился. Он оказался прост — ехать на войну, присматривать за мальчишкой, чтобы с «золотым пленником» ничего не случилось, а дальше, если подвернется случай, исчезнуть с ним незаметно.
Весь путь до следующего пункта перехода, Карамиза, войско шло без той легкости, что прежде. Вместо бескрайних степей потянулись гряды холмов, столь же безжизненных, что и степи. Их склоны и дорога, петлявшая между ними, были сплошь усеяны большими и маленькими валунами. От ветра и эрозии они скатывались со склонов на дорогу, и путники выкладывали их на обочины, отчего за много лет некоторые участки у подножия холмов оказались огорожены валами в человеческий рост.
По утрам на камнях оседал туман, давая редкие капли воды для пропитания невысоких корявых деревьев и колючей узколистой травы с желтыми цветами. Под камнями шныряли юркие ящерицы и вездесущие полевые мыши. Во время привалов сержанты следили за тем, чтобы невольники не забирались на камни, где не раз видели черных, с синим зигзагом на спине, каменных гадюк. Они здесь славились смертельным ядом, на севере же, фон Крисп это знал, укус гадюки приводил лишь к временному недомоганию.
Одну из змей ухитрилась поймать собака рейтар. Придушив ее, пес какое-то время играл с ней, потом потерял интерес и вернулся к хозяину.
Несмотря на внешнюю доброжелательность, псы обнажали полуторадюймовые клыки, если кто-то из невольников подходил ближе, чем на пять шагов. Если же, по мнению собак, кто-то из охраняемого «стада» отбивался, они с лаем бросались в его сторону, заставляя вернуться к остальным.
После двух привалов холмы закончились и снова потянулась степь, но уже другая, с зеленоватыми колючками вместо выгоревшей травы и с множеством похожих на жаворонков птиц. Они следовали за колонной и бойко ловили бледных, прыгавших с обочин кузнечиков. Собаки пытались бороться с беспокойными птицами, гоняясь за ними и неистово лая, но жаворонки не оставляли своей работы, и собаки смирились.
— Какая странная местность, — заметил Питер, второй час с интересом изучая прозрачный горизонт.
— Это предгорье, видишь, небо какое синее, — пояснил Крафт.
— Еще и горы будут?
— Будут, — вздохнул Крафт.
— В горах ночью холодно, — заметил Спирос, поправляя сплетенную из сухой травы шляпу.
— Я не люблю горы, — сообщил всем Густав. Он пребывал в плохом настроении, поскольку все дальше удалялся от своего хутора, а набраться решимости, чтобы убежать, никак не мог. — Это все из-за Рафтера, — говорил он, оправдывая свою нерешительность. — Теперь охранники вдвое лучше смотрят, а если б он сидел тихо, я бы уже обрел свободу.
Его товарищи только усмехались и продолжали идти на юг.
После обеденного привала колонна снова двинулась в путь, и скоро впереди замаячили горы, поначалу похожие на камешки в голубой воде. Питер снова поинтересовался у Крафта, почему все здесь выглядит так странно.
— Мы поднимаемся все выше, чувствуешь, как трудно идти?
— Но я думал, это оттого, что дорога петляет и камней много...
— Камни, конечно, мешают, но с каждым шагом мы поднимаемся на дюйм, вот тебе и ответ, а дышать здесь труднее.
— Да, я заметил.
— А ночевать-то в горах придется, — непонятно чему обрадовался Густав. — Витас, отморозишь ты свою задницу ночью!
— Позаботься о своей.
— А я боюсь гор, — сообщил шедший сзади невольник. — Там такое страшное эхо, говорят, оно живое.
Солнце давно перевалило полдень и клонилось к горизонту, а горы, казавшиеся такими близкими, словно не подпускали к себе, незаметно пятясь к морю.
— Никогда мы до них не дойдем! — жаловался Густав, однако ему не отвечали.
Сержанты подгоняли колонну, чтобы встать на ночлег в ущелье, а не на крутых, заросших корявыми елями склонах.
Всхрапнула и заржала лошадь ехавшего справа по обочине рейтара, ей ответили другие. Остановились и разом завыли собаки. Еще никто ничего не успел понять, как всколыхнулся неподвижный воздух, загудел в вершинах елей и вдруг, рванув, ударил по людям сверху, словно бичом.
Взвилась пыль, несколько человек упали на дорогу, а всадникам пришлось приложить немало усилий, чтобы не оказаться выброшенными из седел.
Все прекратилось так же неожиданно, как и началось, пыль отнесло на обочину, животные успокоились. Капитан фон Крисп проскакал вдоль колонны, чтобы определить возможный ущерб. Напротив Питера он осадил коня и, убедившись, что с мальчишкой все в порядке, поехал дальше.
— Эй, кажется, он смотрел на тебя, — заметил Спирос, но ему никто не ответил, большинство пребывали в шоке после внезапно налетевшего шквала.
— Это был Рогун — Горный Дух! — прокричал Витас. Его руки тряслись, а из глаз катились слезы. — Это был Рогун! Он недоволен тем, что мы пришли сюда без спросу! Нам нельзя в горы — будет несчастье!
— Да успокойся ты, а то получишь от сержантов, — одернул его кто-то.
— Нет! Я чувствую! Со мной говорил Горный Дух! — продолжал кричать Витас, глядя расширенными от ужаса глазами на возвышавшиеся горы. Их заросшие темным, непроходимым лесом склоны выглядели неприветливо, и люди вжимали головы в плечи, со страхом поглядывая на торчащие из расщелин корявые корневища.
