— Одну минуту, хатиб, сейчас все будет, — пообещал приказчик и, низко поклонившись, убежал, лавируя между массивными изразцовыми колоннами.
Фон Крисп снял шляпу и огляделся. Ему случалось бывать на юге, но по военной надобности — там было не до питейных заведений. Посетителей оказалось немного, только за парой столов сидели люди, но их было плохо видно из-за особенности освещения.
Появился приказчик с молодой девушкой, у нее были выкрашенные хной волосы и подведенные брови, а лицо по северной моде она не пудрила.
Девушка поставила на стол серебряную чашу с розовой водой, и не успел капитан спросить, что это за напиток и как его следует пить, она обмакнула в воду конец чистого полотенца и, зайдя фон Криспу за спину, протерла ему шею и лицо.
Капитан заулыбался, такое было для него в диковинку, эта процедура его освежила.
— Теперь вы можете смочить в чаше руки, хатиб.
Фон Крисп послушно окунул руки, девушка их насухо вытерла, подхватила чашу и убежала.
Капитан проводил ее взглядом, разочарованный тем, что красавица так быстро ушла.
— Хатибу понравилась эта девушка? — тихим проникновенным голосом поинтересовался приказчик.
— Она миленькая, — согласился фон Крисп.
— Вы можете быть с ней прямо сейчас. Желаете до кальяна или после?
— Кальян? — Капитан огляделся, только сейчас он заметил, что в полумраке зала над столами, где сидели гости, поднимается дымок.
— Хорошо, неси кальян, только полегче, я на службе.
— Только ароматы и бодрость, хатиб, — поклонился приказчик. — Как насчет девушки? Если не нравится эта, можем показать другую, у нас есть туранки, ирбичайки. Или хатиб предпочитает юношей?
— Нет, я устал и хочу есть. Кажется, у вас есть вино и молодой барашек, правильно?
— Конечно, хатиб, у нас есть все, что только пожелаете.
— Тогда несите еду и вино.
— Без кальяна? — поразился приказчик.
После его обходительности фон Криспу было как-то неловко отказываться.
— Ладно, неси уже свой кальян, только о барашке и вине тоже не забывай.
Приказчик унесся, но скоро появился с кальяном, поставив его посреди стола.
— Спасибо, братец.
Капитан прикусил мундштук и потянул воздух. В кальяне забулькало, и рот наполнился кисловатым дымом.
— Ну как, хатиб?
— О! Великолепно! — ответил фон Крисп, надеясь, что приказчик наконец уйдет, однако тот оставался на Месте. — Ну что тебе еще?
— Там три хатиба с севера, они купцы и хотят угостить офицера. Что мне им сказать?
— Нет, я хочу посидеть один... Хотя... — В голову фон Криспу пришла интересная мысль. — Пусть идут за мой столик, всегда приятно пообщаться с земляками.
В синеватой дымке неуверенно двигались оплывшие тени, среди них ярким пятном выделялся приказчик. Купцы уже давно сидели за кальянами, и их слегка пошатывало. Подойдя к капитану, они с преувеличенной осторожностью пожали ему руку в перчатке: все же он был дворянин, а они просто разбогатевшее мужичье.
— Я — Хонскель.
— А я — Редбель.
— А мое имя — Снук, господин офицер.
— Очень приятно, господа, — ответил фон Крисп, тут же забыв их забавные тэстельские фамилии, к тому же выглядели эти трое совершенно одинаково: красные лица, русые волосы, нос пуговкой, серые маленькие глазки.
— Мы как увидели имперского офицера, так прямо и обрадовались! — сказал один, кажется, это был Хонскель.
— Да-да, вы не представляете себе, как приятно видеть в этих варварских краях офицера, мы думали, что вы лейтенант, а оказалось — целый капитан!
Фон Крисп затянулся из кальяна и тоскливо посмотрел в зал: где же обещанное вино и барашек?
— А вы, значит, купцы из Тэстеля?
— Да, мы из Тэстеля, — подтвердил Хонскель.
— Все трое, — уточнил Редбель.
— И я тоже, — сообщил Снук.
— И как торговалось?
— Хорошо торговалось, господин офицер. Завтра домой тронемся, только жарко тут.
— Это да, — согласился фон Крисп. — Мне случалось быть на севере, но дальше Гудбурга я не забирался.
— В Гудбурге хорошо идет шерсть, — сказал Хонскель.
— И лен, — добавил Редбель.
— И шерсть, — добавил Снук.
— Я слышал, в Гудбурге оборотистые купцы, что вы на это скажете?
— В Тэстеле не хуже!
— А что, знаете кого-то из Гудбурга? Кто там самый оборотистый?
— Самых оборотистых там трое. — Хонскель стал загибать пальцы. — Паскаль, Мирбах и Нух Земанис — этот самый богатый.
— Чего ты Земаниса считаешь, он же пропал со своим племянником, — возразил Редбель.
— Да, и племянник его тоже пропал, — подтвердил Снук.
— Что значит пропали?
— Сгинули на дороге, ясное дело. Говорили ему гудбургские, не спеши, подожди, пока дороги откроются. А он — нет, первым пойду, и вся торговля моя будет.
— Ай-яй-яй! — покачал головой фон Крисп, сразу позабыв про то, что голоден. — Как жалко людей. Мальчик-то большой был?
— Лет шестнадцати, Питером звали. В малкуде первый ученик был, старый Земанис на него собирался всю торговлю и финансы перевести.
— А кому же теперь они достанутся? — Капитану с трудом давалось спокойствие.
— Ну, пока никто не знает, куда они подевались, всем Управляют банкиры. А как пройдет пять лет и наследников не появится, все заберет казна.
— О как! И много ли богатства осталось без хозяев, если, к примеру, в золоте посчитать? — Фон Крисп понимал, что спрашивает лишнее, но сдержаться не мог.
— Ну, миллионов пять золотых будет, — со вздохом произнес Хонскель.
— А то и все семь, — в тон ему добавил Редбель.
— Страшные суммы, — покачал головой Снук.
Появился приказчик с поджаренной бараниной на блюде, за ним шли еще двое — с фруктами и вином.
Блюда поставили, и фон Крисп начал рассеянно есть, кусая попеременно то мясо, то персики. Купцы молчали, полагая, что у военных так принято.
Капитан уже видел перед собой груды золота, и добраться до них проще простого, ведь мальчишка-наследник был в полной его власти.
«Золотой пленник», — подумал фон Крисп и улыбнулся.
Приказчик по-своему воспринял эту улыбку и, повернувшись, поманил кого-то рукой. К столу из синего полумрака вышла еще одна девушка, по сравнению с предыдущей она была сложена куда основательнее.
— Вот, хатиб, эта вам точно понравится! Она у нас самая лучшая.
— Да? И чем же она хороша? — с сомнением поглядывая на девушку, спросил фон Крисп.
— Когда вы станете ее брать, она будет кричать оленихой.
Фон Крисп не нашел что ответить, глаза приказчика и девушки светились радостью.
Пришлось заплатить за все, ведь объяснить этим людям, что ему не до любовных утех, капитан не мог: здесь не было принято отказываться от девушек, кричащих оленихами.
