Выбрал Управление, поступил на менталистику, заработал проклятие, бросил развивать дар, бросил Юг, бросил Айену…
Тут он скрипнул зубами, как будто в рот набилось песка.
…бросил Айену одну на столько зим, и пока учился, и потом, когда выпадали редкие отпуска. А всё ради чего? Чтобы у нее было лучшее будущее. Безопасное. Чтобы у нее было всё.
Чтобы качать на руках её детей и когда-нибудь передать племяннику силу и Право по крови. Своей прямой ветви, а не побочной.
И к чему он пришел теперь?
— Аккуратнее! — голос Шаха хлестнул плетью, вспыхнули чары — он подхватил почти у самых плит что — то завернутое в плотную ткань.
Ваза? Он не помечал маяками вазы — этот фарфоровый мусор должен остаться здесь. Слуги засуетились ещё сильнее, путаясь друг у друга под ногами.
— Отдай. — Он сделал шаг вперед и требовательно протянул руку. — Вазу. Ко мне. Быстро.
Один из слуг перехватил поудобнее только что спасенный драгоценный предмет, и преподнес на вытянутых руках с поклоном.
— Господин…
— Иньский фарфор, — констатировал Шах уверенно, когда он отогнул уголок тряпки, чтобы посмотреть. — Не эпоха Грани, но на хорошем аукционе можно…
Он размахнуся и первый раз за этот вечер сделал то, что хотел на самом деле — бросил вазу прямо на плитки с высоты своего роста.
Шух! Дзынь!
Звук получился приглушенным.
— … ну или так — тоже неплохо, — совершенно спокойно закончил фразу Шахрейн. — Надеюсь, ты удовлетворен…
— Нет.
Он был бы удовлетворен, если ваза разлетелась на осколки. По всему двору. Такие же мелкие осколки, в которые превратилась его жизнь.
— Я бы предложил тебе отгул, взять несколько бутылок аларийского, но… неподходящее время. Сегодня арку прошли ревизоры, — равнодушно отметил Таджо, делая знак оцепеневшим слугам — продолжать работу. — И завтра тебе проводить ритуал.
— Они ничего не найдут. Мы спрятали узлы плетений.
— Возможно.
Ашту обернулся — Шахрейн стоял, по привычке, чуть выставив вперед правую ногу — чтобы сразу можно было перейти к атакующим связкам, чуть покачиваясь, и сложив руки за спиной, но даже сейчас Шах изредка сжимал и разжимал пальцы, тренируя гибкость суставов и… чтобы быть готовым.
— Наше прошлое всегда остается с нами, — выдохнул он низко — и даже ему собственный голос показался чужим и ломким. — Живет с нами, спит с нами, ест с нами… сколько бы зим не прошло…
— … и сколько бы раз ты не менял имя, — парировал Таджо с ядовитой насмешкой над самим собой. — Я — не умер, когда согласился войти в клан… Таджо. Ты не умрешь, если ответишь «да» — Блау.
— Не обсуждается, — он мотнул головой, и хрустнул кольцами. — Хочу уйти свободным. Жил, как… но умереть, как вассал — это слишком даже для меня. Блау не предложил мне ничего, что заставило бы изменить решение.
— Адриен…
— Я уже отправил отказ Блау.
— И тем не менее, ты оставляешь следующему Главе только поместье…
— … и земли вокруг него.
— Крошечный оазис, — педантично поправил Шах. — При этом изымаешь все средства, и блокируешь все доступы. И оформляешь дом на юную Блау…
— Не только, — он вздохнул тоскливо. Зачем нужна женщина, если Таджо прекрасно вынесет мозг любому? На эту тему они разговаривали уже вторые сутки. — На тебя, на Лидо тоже. Райдо ничего не досталось, только потому что у него и так есть всё, а то что достанется он изгадит быстро.
— Ты оставляешь чужой, — Шах подчеркнул это слово голосом, — сире дом на побережье, в бухтовой зоне.
— Хочешь, чтобы хран был на тебя? — огрызнулся он тихо.
— Захотят они, — Шахрейн кивнул на вход в дом. — Новый глава обязательно захочет опротестовать…ты оставляешь их нищими.
— Им хватит поместья и алтаря. И родовых земель, отмеченных в реестре, ровно то, что получил я, когда вступил в права.
— Ты вычистил Хранилища, — осторожно возразил Шах. — Последствия…
Он зарычал и Таджо наконец заткнулся. Он знал его почти так же хорошо, как себя, и мирился с некоторыми особенностями, но иногда Шах перегибал палку.
То, что ревизоров прислали по приказу — понимали все. И за ними, и за Вторым Фениксом, и вообще за всеми рыбками, которых смогут поймать в мутном пруду Турнира. После Севера они на особом счету — на плохом, плетение держится на последнем узле и Шах… нервничает, если слово применимо к сыну рода Таджо. А как бы он не отрицал — их порода сквозила в каждом движении, каждом повороте головы… и даже профиль и тот, был почти полной копией — Бутчу приходилось пересекаться с Главой Таджо на Советах.
И проблемы, точнее последствия принятого им решения — завещать ключ и хран после его кончины на девочку Блау — вызвало резкое неодобрение. Одно дело — ответь он «да». Вассал может заботиться о господине, но никто не оставит имущество Высшему, если не связан кровью или долгом.
Это вызовет вопросы — за что бывший член «звезды» так благоволит к этой конкретной сире. Но ему было уже все равно.
Все равно — и Немес тому свидетель — от своего слова он не отступится. Айена любила дом на побережье, любила и постоянно расстраивалась — они бывали там редко. И девочка Блау, так похожая и одновременно так не похожая на его сестру точно оценит. Сможет оценить. Зеленые террасы, которые ярусами спускаются вниз, рощу, качели на холме, и море. Теплое бирюзовое море.
Видела ли она море на этом своем Севере? Хоть какое-то море, кроме ледяного, большую часть покрытого снегом, побережья Хэсау?
Тилю он оставил деньги и артефакты. Достаточно, чтобы по выходу в отставку — если доживет — Лидо мог открыть свой Госпиталь, как иногда мечтал. Где — нибудь в глухой провинции, на восточных болотах. В роду Тилей никогда не водились деньги.
Шахрейн получит всё, чтобы иметь возможность продолжать независимые исследования, если его прикроют. А его прикроют — иначе для чего завтра устраивать публичные слушанья, и привлекать к этому участников и курсантов?
— Лучше скажи — ты готов? — проговорил он в спину Таджо. — Завтра тебя будут топить, и мы оба знаем, что ты не нашел решение.
— Не обсуждается, — повторил Таджо его интонацию точь-в-точь.
— Кого берешь с собой? — Тиль отпросился в госпиталь, Райдо не брали по понятным причинам, оставался Каро и Малыш.
— Сяо. Ему не помешает послушать.
Бутч потер переносицу — к вечеру, особенно в ночное время, зрение становилось все хуже — спина Таджо расплывалась перед глазами, превращаясь в одно черное бесформенное пятно.
— Ещё не поздно передумать, — выдал он наконец — темное пятно дрогнуло, задрожало и слуги подняли головы — смех Таджо звучал действительно странно для неподготовленного человека.
— Защита диссертации — это условие. Все считают, что я получил должность Заместителя начальника Управления просто потому что — Таджо, а не потому что заслуживаю..
— … заместителей вообще двадцать, — пробормотал он, но его не услышали.
— Если я не смогу доказать свою теорию — я не получу «Магистра», и будет обоснованный повод снять меня с должности и отправить всю пятерку в самую глушь восточных болот, — продолжил Шахрейн спокойно. — Или…, — он сделал паузу, — если я не найду покровителя.
Бутч вздохнул.
Гора вещей росла — и это всё, что осталось от его жизни. Гора бесполезных вещей. Стремления Таджо к власти, к статусу, желание укрепить позиции — он понимал, но не разделял. Зачем? Для чего? Если в итоге всё, что от тебя останется — это просто груда бесполезного хлама.
Вчера Шахрейн сказал, что он — сдался. Просто — сдался, опустив руки. Может быть. Желание отомстить не грело. Не давало тепла и не возвращало желание жить. Жить и бороться.
У него больше не было ничего, что нужно защищать. И — никого. Больше всего ему хотелось — быть нужным. Хоть кому-то. По-настоящему. Не потому что он — Глава рода Ашту, господин менталист-дознаватель, не потому что он может решить, сделать, дать. А просто. Быть нужным.
