Алёна Харитонова - Охота на ведьму

Богатырь прислонился спиной к ребристой бревенчатой стене избы и прикрыл глаза. Когда он начал свой рассказ, Торой замер, не решаясь даже пошевельнуться.

— Ты понял, наверное, что я смог оказаться здесь, с тобой, только путём обряда Зары, в коем мне помогли друзья чернокнижники. Сейчас двадцать очень хороших чёрных магов удерживают нити моей жизни, чтобы я, погружаясь в пучины Безвременья, не сгинул в них вовсе. Тебя сюда перенесла моя Книга, которая вобрала твою Силу и тем самым швырнула за тонкую грань — туда, где ещё не заканчивается жизнь, но ещё и не начинается смерть. Последние несколько лет мне всё не давали покоя рассказы жены о том, как я бредил после низложения, говоря что-то о зиме, какой-то Книге и маге по имени Торой. А уж после того, как я узнал, что ты на короткое время очнулся в моём теле, любопытству моему и вовсе не было предела. Я задумался над тем, что могло произойти такое, дабы неизвестный маг из далёкого будущего, каким-то образом оказался в прошлом. И пришёл к выводу, что ты многим сильнее меня…

На этих словах волшебника Торой горько усмехнулся. Да, когда-то Золдан и Алех считали, что их своенравный ученик и впрямь очень силён, конечно, не сильнее легендарного Рогона, но уж определённо не из середнячков. Но после низложения…

— Торой, — устало вздохнул маг, снова без труда прочитав его мысли, — как ты можешь, будучи сильным и далеко не глупым чародеем, верить в то, что кто-то способен отобрать твою Силу? Это же не материальный предмет, который можно подержать в руках и, соответственно, украсть. Отобрать Силу, низложить, опустошить — называй это, как хочешь — невозможно. Ну, вот задумайся, можно ли отобрать у человека нечто эфемерное? Скажем, способность мыслить?

Рогон внимательно посмотрел на Тороя, глаза его оказались тёмными, но в полумраке судить о цвете было невозможно — может, карие, может, тёмно-зелёные… И уж, конечно, Торою вовсе не было никакого дела до цвета, он погрузился в раздумья. В свою очередь широкоплечий бородатый волшебник удовлетворённо кивнул, словно его собеседник ответил на вопрос утвердительно:

— Вот именно. Нельзя запретить человеку думать. Ну, пока он жив, во всяком случае. Однако можно отвлечь, заставить думать о чём-то другом, посвятить все его чаяния иному предмету. Так же и с Силой. Не в человеческих возможностях лишить тебя того нематериального, что дано природой. Я знаю. Меня низлагали. На самом же деле техника низложения проста до идиотизма — из тебя выкачивают всё то, что ты имеешь на конкретный момент…

На этих словах Торой вскочил со скамьи, тупо глядя в пустоту, а потом вовсе забыл про предупреждения Рогона и заговорил:

— Если это так, то я мог восстановиться. Магические силы тут ничем не отличаются от обычных. Хватило бы двух-трёх лет, чтобы…

Рогон взмахнул рукой, обрывая поток его красноречия, и горько сказал:

— Я думал, после моей смерти мир поумнеет. Но миру это, как видно, совершенно не грозит. Торой, не трать моё и своё время на растолковывание простых истин. Тебе сказали, что ты низложен, и ты поверил. Первые два года, может, и пытался что-то из себя выдавить, а потом, когда ничего не получилось, просто сложил лапки и перестал дёргаться. Этим человек отличается от животного, загнанный в угол, он не умеет сопротивляться с отчаянной злостью достаточно долго. И ты не смог. Не смею тебя в этом упрекать, особенно если учесть, какими идиотами ты, наверняка, был окружён. Так вот, послушай меня, раз это так важно. Сила — не бессмысленная стихия на кончиках пальцев, Сила — часть твоего сознания. Да, у тебя отобрали то, что ты имел, а взамен этого повесили над тобой весьма, должен сказать, неслабое заклятье…

Рогон внимательно посмотрел поверх головы своего собеседника и уважительно поднял брови. Только теперь до Тороя дошло, каким образом маг догадался о том, что он низложен — стало быть, всё это время над ним реяло заклятие, которое мог углядеть только очень опытный чародей. Так сам Торой разглядел руну Ан над головами молодых чернокнижников, нагнавших его в Мираре.

— А ты, — продолжил тем временем Рогон, — уже набрал достаточно Силы, чтобы сломать запрет. И ты его сломал, коли моя Книга нашла, что у тебя забрать.

Торой хотел было сказать Рогону, что Книга на самом деле забрала Силу двух чёрных магов, но в последний момент бросил взгляд на циферблат и заметил, что беседа продолжается уже без малого четверть часа, а потому не решился снова о чём-то спрашивать.

— Ты накопил достаточно мощи, чтобы использовать её направо и налево совершенно бездумно, вот только ещё не можешь до конца преодолеть неверие. Впрочем, оставим. Итак, сейчас я хочу услышать, чем ты бредил, будучи в моём изничтоженном теле. Всё в подробностях. Скажем, мне очень любопытно, что такое произошло в мире, если наши судьбы столь тесно переплелись.

Богатырь устроился поудобнее и приготовился слушать. Торой прошёлся по комнате, посматривая на медленно ползущую секундную стрелку часов и собираясь с мыслями. Говорить следовало кратко и исключительно по делу, потому волшебник восстанавливал чреду событий, произошедших за последние несколько суток. Наконец, собравшись, он начал рассказ.

Рогон оказался благодарным слушателем, не перебивал и не задавал вопросов, только сидел, прикрыв глаза. Торой старался не подходить близко к магу, знал, что во время обряда Зара нельзя прикасаться к тому, с кем доведётся встретиться, иначе никогда не вернёшься в мир живых, да, собственно, и в Мир Скорби не попадёшь. Конечно, Рогон это тоже знал, но… Привычка ожидать подлости заставляла низложенного мага держаться от собеседника на почтительном расстоянии.

Пару раз за время своего рассказа Торой переводил взгляд с часов (стрелки которых словно взбесились) на маленькое окошко. За окном не было ничего, только чёрная пустота, и волшебник ничуть не сомневался, что если он решится распахнуть створки, или Сила убереги, открыть низенькую дверь, ведущую прочь из комнаты — эта бездушная пустота просочится внутрь и беспощадно пожрёт сознание находящихся под прикрытием бревенчатых стен мужчин. Торой знал и то, что убогая комнатушка есть не более чем умелая защита, которой окружили его и Рогона те самые двадцать чёрных магов, что отдавали сейчас Силу на свершение обряда Зара. Потому-то силуэты находящихся в комнате предметов были нечёткими, размытыми, краски какими-то блеклыми и вялыми, даже угли в камине и те блестели маслянисто, тускло, словно являлись не более чем искусной подделкой.

Рогон выслушал речь и, когда маг, наконец, замолчал, удовлетворённо кивнул. Торой без утайки рассказал и о Книге, и о Люции, и о зеркальщике, и о самом зеркале, и о маленьком Илане, и о зиме, и о кхалаях.