— Да, пожалуйста…
— Я видела убитого "пса". Это значит… — Дикарка замолчала, не в силах высказать вслух свои подозрения.
Матис тоже молчал, вокруг него развернулась сфера внимания. Стратиг использовал Живу, чтобы ощущать чужое направленное внимание, — таким образом никто не сможет подсмотреть или подслушать незаметно их разговор.
— Да, — тихо сказал Матис. — Боевой зомби. И ты правильно поняла, что это значит.
Дикарка сглотнула, вспомнив скрюченную фигурку на полу. Зомби. Человек с отсечённым духом. "Пёс".
Казнь через зомбирование практикуют и дикие племена, и учёные Стата, провозглашающие себя наимудрейшими во всей Ойкумене.
Но и древние "рецепты" дикарей, и методы "наимудрейших" — самые научные, конечно же, — не могут сделать с человеком такое. Тайна превращения людей в боевых зомби — утративших дух, но не способность испытывать ненависть и направлять сильные мысли, принадлежит Церкви.
Этого зомби, в битве с которым погиб Дорн, могли "изготовить" только учёные Империи.
Если враги, убегающие с поля боя, побросают сабли, можно будет спорить, что то были дарейши, воины пустыни. Если найдут пистолеты — будут винить эльфов.
Здесь на поле боя тоже осталось оружие, пришедшее в негодность, но дающее представление о том, кто именно напал…
— И… у меня ещё вопрос, — прошептала Тили.
— Спрашивай, — кивнул Матис.
— То, что происходит в городе… это вы сделали? — она сбивчиво и бестолково рассказала о своих предположениях.
— Ты слишком умна для своих лет, — сказал Матис, помолчав.
— Это плохо? — с вызовом спросила Дикарка.
— Смотря для кого, — рассеянно ответил стратиг. — Я рад, что ты на моей стороне. В это время мне потребуется любая помощь.
Дикарка удивлённо уставилась на него. Как будто не шутит…
— Но я… что я могу сделать?..
— Ты уже сделала кое-что, — улыбнулся маршалл. — Победила в бою. Спасла нашего сампо. Не дала застать врасплох, вовремя нашумев…
— Как будто вам это было нужно! — перебила Дикарка невежливо. — На самом-то деле вы были готовы, и само нападение было организовано вами же!.. Все эти посты, строительные работы, зелёная дорожка!..
— Не нами. Мы знали, что событие неизбежно, и сделали так, чтобы оно произошло при обстоятельствах, которые позволили бы нам легко отделаться.
Дикарка задохнулась. Смущение исчезло, пришла злость.
— Дорн… и всё то, что произошло… — она обвела рукой вокруг, указывая на весь замок. — Это, по вашему, называется "легко отделаться"?
Маршалл кивнул.
— Именно так. Может быть, пока ты этого не понимаешь, но всё могло бы быть гораздо хуже…
— "Легко отделаться", — фраза ранила. — Знаете, там, в каморке… этот плюгавый, библиотечная крыса, почему-то счёл, что я ваша дочь…
Она понимала, что уже наговорила много лишнего, но остановиться не могла.
— …Хотели схватить меня, как заложницу… А если бы они действительно сцапали вашу дочь… тьфу ты, сына то есть… и Танию? Тоже "легко отделаться"?
Стратиг спал с лица. Дикарка подавила желание зажмуриться и вжать голову в плечи. У стен, в каморке — нигде ей не было так страшно.
И вдруг ужас ушёл.
Матис пошевелил губами, как будто ему не хватало слов.
— Они были вне опасности, кстати, как и Дерек, — размеренно и негромко сказал маршалл. — Да, я заранее знал… вернее, предполагал, что так и будет, и старался сберечь их.
Он вдруг усмехнулся.
— Пришлось всё делать в последний момент, чтобы не насторожить противника. А Тания сразу всё поняла, и ещё потребовала, чтобы ты тоже была в убежище, учинила мне настоящий семейный скандал…
Этот совершенно новый опыт изумил его и совершенно выбил из колеи. Тихая и спокойная ласковая девушка превратилась в разъярённую мегеру, защищая девочку.
— …К сожалению, ты была уже за пределами цитадели. И я, признаться, рассчитывал, что ты останешься в городе, пока здесь творится… такое. Где бы ты ни была — там было безопаснее, чем ночью в замке.
Дикарка сжимала кулаки и старательно запрокидывала голову, чтобы не пустить из глаз слёзы злости.
— Я думаю, что теперь где угодно безопаснее, чем в замке, — сказала очень ровным голосом. Повернулась, собираясь уходить.
— Мне жаль, — сказал Матис. — И… Знаешь… Я был бы счастлив иметь такую дочь.
Дикарка повернулась к нему, глядя неверяще. Матис нерешительно сделал шаг, положил руки на плечи. Девочка всхлипнула — и прижалась к нему, вцепилась в мантию и в голос зарыдала.
…Праздник кузнецов всё-таки перенесли на один день. Все собрались на игровой поляне, жарилось мясо и лилось вино, и возглашатель называл имена кузнецов и их клейма. Вынесли оружие, предлагая всем желающим полюбоваться.
Мечи были преподнесены не только Алеку и Гарию, многие хвастались обновками. Потом долго спорили о плате, наконец прозвучали давние формулы, были подтверждены старые записанные на ветхом пергаменте договоры.
Алек ничего не понял, для него денежная система воличей до сих пор была загадкой. В ходу были разнообразные серебряные и золотые монеты и меры железа и пшеницы, свитки о владении земельными наделами или долями с урожая такого-то поля. Кроме того, письменные и устные договорённости между семьями, цехами и поселениями… Короче, Проводник ногу сломит, а имперский логик — голову…
Он бочком-бочком придвинулся к Верее и тихо спросил:
— Я что-то кому-то должен? Войям, кузнецам, приёмным родителям?
Наставница посмотрела на него как на идиота. Вздохнула:
— Вернёшься, напомни мне, чтобы я занялась твоим образованием. Ты — вой! Ты не должен ничего и никому.
— Мне это не кажется правильным, — возразил Алек.
— Да, я высказалась неверно, — Верея подумала. — Вой должен всем и каждому, и лишь одно…
Выразительно замолчала.
— …Сражаться и, если придётся, умереть, — докончил Алек стих из Покона. Уж настолько-то его безграмотность не распространялась.
Тут объявили свадьбу Вики и Влада. И снова разразился спор — Влад был кузнецом, только сейчас обретшим статус мастера, Вики из войев, чей же будет праздник?
К Алеку апеллировали обе стороны, и он с удовольствием включился в весёлую перепалку, старательно гоня от себя мысли, что самой свадьбы так и не увидит…
Когда праздник пошёл на спад, на поляну выкатились несколько фургонов, влекомых запряжёнными быками. Люди висели на подножках, цеплялись за стенки, сидели на крышах. На облучке первого восседал Шогонар, и горделивости в нём хватило бы на дюжину ришей.
— Эй, путешественники! — рявкнул он. — Принимай работу!..
