Щелкнуло, и пение, наконец, прекратилось, сменившись заставкой новостей. Я со стуком поставил чашку на лакированную столешницу барной стойки и переключил все внимание на ведущего.
"— В эти минуты миллионы жителей Земли с тревогой смотрят наш выпуск. Между тем, известия с орбиты приходят самые противоречивые. Всего полчаса назад нас информировали, что со стороны космического корабля "Альтернативного мира" к Земле вылетел флайер. Предполагается, что на борту находится один из агентов США".
Понятно, кто за штурвалом. Даже думать не надо. И чего я этого ублюдка не придушил в первый же день знакомства? Решил, что Джой этого не одобрит? Черт.
У меня сейчас было странное ощущение на душе: будто воздух вокруг начал свиваться от напряжения в тугую петлю. Я как-то смотрел фильм, в котором по сюжету главный герой попал в эпицентр урагана, и теперь чувствовал себя так же — вокруг все было натянуто… и натягивалось еще больше. Я не знал, что будет дальше, мне просто хотелось, чтобы произошло что-нибудь определенное. От неопределенности мне было душно, будто внезапно выкачали весь воздух.
Черт, быстрее бы все это закончилось.
Кофе больше не хотелось. Хотелось выбежать на улицу, под холодный дождь, чтобы хоть как-то успокоить нервы.
Наверное, мое состояние было заметно, потому что бармен как-то странно на меня посмотрел.
— Эй! Все нормально?
— Что?
— Тебя зовут, — он сделал кивок в сторону.
Я повернул голову и наткнулся на беспокойный взгляд Дика.
— Чарли, пойдем.
— Сейчас, — я соскочил с высокого барного стула и по дороге едва не сшиб локтем графин с водой.
Итальянец посмотрел на Риди подозрительно:
— Что это за хмырь?
— Коп, — ответил я, усмехаясь. Периодически Дика принимали за бандита, и он прекрасно об этом зная, всячески поддерживал образ. Пользуясь этим, он мог разгуливать по любому гетто, сливаясь с местными. Бармен все еще смотрел на него недоверчиво, и я добавил на чудовищном американском итальянском, таким же далеким от языка Данте, как сам торопливый современный итальянский был далек от чеканной классической латыни, — Он мой друг и мы здесь по делу.
— Я бы не стал доверять друзьям с такой физиономией, — ответил парень на той же смеси наречий. Я пожал плечами и направился к Дику. Вдогонку мне донеслось, — Эй, твой кофе!
— Больше не хочу, спасибо, — ответил я, не оборачиваясь.
В гостевой комнате было накурено. Официантка уже принесла огромную пиццу с пепперони, пива и стакан колы для меня. Колу я проигнорировал начисто.
— Садись, — Дик пододвинул мне стул.
— Может, обойдемся без церемоний? — начал закипать я. Не то чтобы меня злило отношение Риди, просто само ожидание доводило до бешенства. К тому же, за окном продолжался мерзкий, почти осенний дождь, а я всегда терпеть не мог такую погоду.
— Чарли, сядь, — в его голосе внезапно прорезалась сталь.
Шутить с Диком в такие моменты не стоит — себе дороже; прецеденты уже бывали. Я с грохотом подвинул к себе ветхий стул и плюхнулся на сидение с недовольным видом.
— Ну?
— Они знали о "Квебеке", — сказал Риди, кивнув на молчащего друга. Глаза у Салливана были напряженные — будто он не хотел, чтобы об этом говорили, — Знали, что он планирует сделать. И хорошо приготовились. Синклер уже все равно, что мертв. Ты извини, но ни я, ни Энди не скажем тебе ничего утешающего.
Я медленно-медленно выдохнул. Снова сделал вдох.
Духота накуренного помещения смешалась с воспоминанием — запахом корабля и пыли…
Я медленно и спокойно поднял глаза на Дика, перевел взгляд на Салливана. Не ложь. Конечно же, не ложь.
— Ясно, — сказал я так же размеренно, — Все ясно. Спасибо, мистер Салливан, и тебе Дик, спасибо. Мне…мне надо выйти.
— Мальчик, ты… — начал было друг Риди, но я все так же спокойно и тихо его оборвал:
— Не называйте меня так.
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь — сначала в общий зал, а потом на улицу, там, где лил за шиворот холодный дождь.
* * *
В Нью-Йорке было много мест, где можно было раздобыть оружие. Китайские кварталы, негритянские гетто… там ничего не менялось уже вторую сотню лет, и если и были районы криминальней, то мало.
Если ты отираешься на улицах этого города с малолетства, то быстро понимаешь, где можно купить оружие, наркоту или контрабанду. Эти места не привлекают к себе большого внимания, но их словно окружает особая аура — атмосфера опасности. Здесь никогда не бывает людно и шумно, не бывает разборок и драк. Просто здесь — опасно.
В одно из таких мест, известных только тем, кто много лет живет по законам улицы, я и направился. С продавцом мы были немного знакомы, и поэтому он не удивился, увидев в своем заведении пятнадцатилетнего мальчишку, а не придурка из тех, кто постарше.
— Здорово, Рихтер. Ты в гости или по делу?
— По делу, — сумрачно ответил я. У Старика (как продавца звали, я не знал, но мы все знали его как Старика — в неполные сорок у него почти вся голова была седая) всегда было прохладно и темно. Про него поговаривали, что он был солдатом, другие говорили, что наемным убийцей, третьи и вовсе мололи всякую чушь. Старик жил здесь не всегда — просто три года назад обосновался в здании и открыл спортивный магазин для бедноты, продавал дешевую одежду и обувь, иногда делал мальчишкам скидки на мячи или бейсбольные перчатки.
А в подвале у него был запас.
— Могу предложить новые шахматы, — он потряс крохотной коробочкой, — стерео, отличная картинка, передвижение фигур с помощью ввода координат, тебе — как чемпиону — со скидкой.
— Мне не шахматы, — сказал я, не торопясь.
— Тогда что? — почти искренне удивился Старик. Почти — потому что я заметил оценивающий взгляд опытных серых глаз, скользнувших по фигуре. В один момент мне просчитали все: силу рук, ловкость, глазомер.
— Мне надо убить одного человека, — сказал я просто. В магазине, кроме меня была еще парочка, склонившаяся над ящиком с мячами, но они стояли далеко и навряд ли слышали, что я сказал.
Наверное, в этот момент выглядел я уж очень измученным, потому что Старик вдруг сказал:
— Посиди немного. Я выпровожу этих двоих и вернусь.
Рядом были обувные полки и стояла скамья. Я опустился на нее, наблюдая за тем, как хозяин магазина с любезной улыбкой говорит что-то своим клиентам. Те моментально выбрали черно-белый футбольный мяч и исчезли. Старик перевернул табличку на двери на "Закрыто" и вернулся ко мне.
Если он спросит, зачем это мне, я уйду, решил я.
А если начнет отговаривать — врежу.
