Мне хотелось плакать, а слезы не шли из моих глаз, и только снег таял на щеках, стекая вниз тонкими струйками. Мне казалось, что я схожу с ума. Лунный гранат терялся за снежной пеленой, лунный гранат, которого не могло, не должно было быть. Я перевела взгляд вниз. Вместо скального обрыва, иссеченного трещинами, я видела каменный балкон, обвивающий стену, мощеный двор внизу и полуразрушенную дорогу. Боже, я нашла ее!
Я провела рукой по лбу. Нет, этого не может быть. Неужели я нашла ее? Нет, это нереально, это видение, это просто бред — от холода и усталости. Это просто… Просто… Голова моя закружилась, и я рухнула — в глубокую тьму.
Я очнулась от удара. Похудевшее, с запавшими глазами лицо веклинга нависало надо мной. Он уже занес руку для следующего удара.
— Не бей меня, — пролепетала я сквозь дурноту.
— Что с тобой?
— Ничего. Все в порядке.
Я села и медленно вздохнула, пытаясь успокоиться. Дарсай стоял рядом с веклингом и внимательно смотрел на меня. Его рука сжимала плечо веклинга. Я взглянула на них, на их встревоженные исхудавшие лица, и пыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, но все-таки вышла. Веклинг ласково улыбнулся в ответ и похлопал рукой по моему колену. Он встал и подошел к обрыву, посмотрел вниз.
— Похоже, здесь кто-то живет.
— Нет, не живет, — как во сне проговорила я.
Веклинг обернулся. Дарсай взглянул на меня внимательными алыми глазами и присел передо мной.
— Что ты? — сказал он.
Я смотрела в его глаза. Этот ровный прозрачный алый свет, заключенный между двумя рядами густых черных ресниц. Что-то очень чистое было в этом свете, я смотрела в эту алую чистоту и постепенно пришла в себя.
— Это она, — сказала я ему, — Это Кукушкина крепость. Вот она, твоя цель. Иди, ищи свое пророчество.
Что-то странное мелькнуло в их глазах, когда я сказала это. Лицо дарсая неуловимо изменилось, дрогнуло и тут же стало прежним. Дарсай опустил взгляд и взял мою руку за запястье.
— Успокойся, — сказал он тихо, хотя я вовсе не проявляла беспокойства. К тому времени я уже сама успела успокоиться.
— Успокойся.
Я затрясла головой.
— Не воздействуй на меня, ты меня совсем с ума сведешь. Вот тебе Кукушкина крепость. Давай, иди, ищи, чего там тебе надо.
— Tzal, eskeneto tore, — негромко сказал веклинг, подойдя к нам.
— Я не хочу успокаиваться, — сказала я зло, — И я не хочу туда идти…
— Tzal…
— Не хочу! Боги, да отстаньте вы от меня! — я вскочила на ноги, вырвав у дарсая свою руку, — Неужели вы не понимаете? — говорила я, оглядывая их, — Она заставит меня остаться. Эта чертова крепость заставит меня остаться. Я столько лет мучилась! Вам не понять этого, ясно? Я столько лет мучилась, и я не хочу, чтобы это началось снова! Чтобы меня снова одолевали призраки! Вы ведь получили то, чего хотели? — я посмотрела на дарсая, тоже вставшего на ноги, — Ты получил то, что хотел? Ты ведь этого хотел от меня? Так оставь меня в покое! Я ухожу, ясно вам?
Я повернулась и торопливо зашагала прочь, часто моргая. Снег попадал мне в глаза и заставлял жмуриться. Я быстро шла, чувствуя, как растерянность Воронов сменяется побуждением действовать. Потом дарсай догнал меня — я слышала приближающиеся ко мне быстрые легкие шаги. Он схватил меня за плечи, сильно сжав, и развернул к себе. Я вырывалась, но он не отпускал меня. И вдруг я расслабилась, обмякла в его руках и разрыдалась, прижавшись лицом к его рубашке. А вокруг нас шел снег, за несколько минут его нападало столько, что он совсем скрыл под собой каменную поверхность. Все было в снегу вокруг — и земля, и небо, и воздух между ними. Снег оседал на наших волосах, на моем плаще, на его рубашке, и не таял. Ворон обнимал меня и тихонько укачивал в своих объятиях. Он молчал, но потом наклонился и тихо сказал, защекотав мне дыханием ухо:
— От судьбы не уйдешь, тцаль, и ты это знаешь. Не надо метаться и спорить с судьбой. Ты боишься ее, но ты не понимаешь, какова твоя судьба, хоть тебе и кажется, что ты знаешь. Все твои метания напрасны. Ты Lovino, ты сама сказала, что от этого не уйдешь. И дело не в том, где ты будешь жить и что делать. Не Граница делает тебя Lovino, но ты делаешь Границу Границей.
— Ты сказал, что ты знаешь…. Или не говорил?
— Что говорил?
— Что ты знаешь мою судьбу, — сказала я, не поднимая головы.
Дарсай усмехнулся.
— Да, я знаю. Но тебе, тцаль, не понравиться то, что я знаю.
— Ну-ка, — сказала я, вдруг разозлившись и вырываясь из его объятий. Я посмотрела на него: он был уже совсем седой от снега, — Ну-ка, и что же ты там знаешь?
Все вокруг скрылось за снежной завесой. Веклинг стоял не более чем в пяти метрах от нас, но и его совсем не было видно. Дарсай шагнул ко мне, схватил меня за подбородок и вздернул кверху. Слезы брызнули у меня из глаз от неожиданной боли. Наклонившись ко мне, он заглянул в мои глаза — близко-близко, так, что я ничего больше не видела, кроме его светящихся алых глаз, и быстро, отчетливо, тихо сказал:
— Твоя судьба — это я.
И тут же выпустил меня.
Я засмеялась, вытирая выступившие слезы. То, что он сказал, не показалось мне в тот момент серьезным, но, будь это даже правдой, такая правда не могла напугать меня или разозлить.
Шел снег. Он засыпал все вокруг. Снежная пелена окружала нас двоих; дарсай вытирал снег с лица, я молчала, зябко ежась под намокшим отяжелевшим плащом. Странно было даже думать, что прямо под нами и находиться Кукушкина крепость. Странно было думать, что я нашла ее, что через двадцать лет я нашла ее…
— Нужно спуститься на балкон, — послышался из-за снежной пелены голос веклинга, — Пожалуй, здесь можно просто спрыгнуть. Здесь не слишком высоко.
— Я не хочу туда идти, — повторила я почти по инерции, — Я, правда, не хочу…
Я смущенно взглянула на дарсая. Он с совершенно равнодушным выражением смотрел на меня. Его лицо, и без того худое, сильно исхудало за последние дни, и стало совсем уж страшным. Резче обозначились морщины. Я смотрела на него, и сердце мое болело — тихонечко, словно скулило в ночи. И Кукушкина крепость была здесь не при чем.
— Я не хочу связываться с этим, понимаешь? — не совсем понятно сказала я, — Я просто…
— E respero (это пройдет). Пойдем…. Идем, тцаль…
Он притянул меня к себе, и, обнявшись, мы пошли к веклингу.
Балкон с резными столбиками, поддерживающими перила, тянулся вдоль стены и заворачивал за угол. Веклинг постоял на краю обрыва, примериваясь, и словно соскользнул вниз, мягко приземлившись на полусогнутые ноги. Он поднял голову.
— Давай, тцаль, спрыгивай, — сказал он, — Я тебя поймаю.
— Ты, что, думаешь, я мимо балкона промахнусь?
