Известно было о нем то, что он по-прежнему поддерживал отношения с эльфийским Советом архонтов. Известно стало, что его упомянул некто, приближенный к одному из приближенных самой страшной и злобной силы, появившейся в нашем мире – лича Ашмаи, существа полулегендарного, в существовании которого до сих пор многие сомневались. А я так о нем и вовсе не знал.
Последние же сведения в досье сообщали о том, что Пантелей связан каким-то образом с «Камерой знаний» – маленькой спецслужбой из Вирацкого баронства, управляемой рыцарем ас-Орманом, и которая была известна как весьма эффективная разведка, несмотря а то, что состояла исключительно из аборигенов и серьезными ресурсами не располагала. Какие ресурсы у крошечного даже не герцогства, а баронства, пусть и с процветающей экономикой?
Последней бумажкой в папке была копия княжеского указа об объявлении Пантелея Незнамова в наградной розыск, объявлении его государственным преступником и выделении двух премий, в десять тысяч рублей золотом каждая, в случае его поимки, и половины этих премий в случае его убийства с достаточными доказательствами. Все. Обложка папки из серого картона.
Дверь распахнулась, вошел Вяльцев, с папочкой из красной кожи, перетянутой резинкой.
– Прочитал? Это хорошо. А это тоже тебе и тоже читай.
С этими словами он передал папку мне. Я открыл ее и поразился серьезности изготовления документа. Гербовая толстая бумага вся сверкала защитными рунами, как будто висящими над ней в сантиметре. В бумаге было сказано, что я по поручению Контрразведки осуществляю поимку врага отечества, объявленного таковым по княжескому указу, однако «без общего уведомления о личности такового». Этот загадочный канцеляризм предполагал, что я не должен называть всем подряд имя Пантелея, всего-навсего.
В бумаге было указано лишь мое имя, но имелось еще четыре графы, куда я мог вписать всех, кто мне потребен для поимки злодея. Второй бумагой был арестный ордер, выглядевшей ничуть не беднее «сыскухи». Тоже кучерявенький такой. На нем был гриф «Секретно», в нем стояло имя Пантелея Незнамова с прочими данными, а также упоминались «соучастники в преступной деятельности», что позволяло мне загрести или перестрелять всех, кто оказался бы с Пантелеем рядом. Серьезная бумага. Полезная.
В бумаге номер три ничего примечательного не было, кроме того, что в ней меня уведомляли о том, что сыск государственного преступника Пантелея Незнамова я буду осуществлять за собственный счет и на собственный риск. Вот и все, в общем то.
Я приложил большой палец левой руки к блестящим кружкам на всех трех бумагах, сделав их законными и подделке не поддающимися, после чего Вяльцев сложил все в папочку и вместе с ней протянул мне.
– Это еще не все. – сказал он.
– Что еще?
– Вампир. – Вяльцев показал пальцем куда-то себе под ноги. – Его на допрос хотели тащить, но он сказал, что сначала намерен поговорить с тем, кто его захватил. В противном случае угрожает молчать. У нас, вообще-то, никто не молчит, но Бердышов подумал, что лишние сложности не нужны. Поговори с ним, узнай, что ему надо.
Я пожал плечами, сказал:
– Ну что поделаешь. Пойдемте, поговорим с умруном.
Вампир Арлан сидел на металлическом, вмурованном в пол стуле, прямо напротив меня. Нас разделяли две решетки, отстоящие друг от друга на полтора метра, которые были усажены рунами солнца и света, к которым вампиру было не прикоснуться. Маску с него сняли.
Рядом со мной никого не было, мы были вдвоем, хоть я ни на секунду не сомневался, что нас подслушивают и записывают. Стоит за стенкой магнитофон с большими, медленно вращающимися катушками, а за ним – очередной унтер с эмблемами связиста и в наушниках.
Камера эта была специально предназначена для допросов всевозможной нечисти и нежити. Теперь судьба свела меня в ней с вампиром, которого я сам захватил совсем недавно. Я опустил взгляд, глянул на его руки, которые он прятал в грубом балахоне с капюшоном. Такую ему здесь выдали тюремную одежду. Он перехватил мой взгляд, сказал:
– Понемногу начали расти. Их вовремя ампутировали.
Он имел в виду свои ладони, сожженные святой водой во время захвата. Я кивнул, сказал:
– Это хорошо.
На самом деле мне было совершено все равно, вырастут у него руки, или нет, я вообще предпочитаю вампиров убивать, нежели арестовывать, а потом с ними беседовать. Мерзкие это твари, не пойми что. Человеческий дух их покинул, место его занял демон. И демоном становится вампир. И демон не какой-нибудь, не полудемон вроде тифлинга, не кто-то еще, а самая настоящая бестелесная тварь с нижних планов бытия. Вроде и говоришь почти с человеком, а за фасадной вывеской лишь мрак и пустота на самом деле. С бездной общаешься.
Лицо у него не заросло, один из глаз покрылся белесым бельмом. Руками он лицо защищал, рук лишился, но защитил не до конца.
– Зачем ты меня звал?
– Хотел поговорить. – ответил вампир.
– О чем? – удивился я.
– О том, о чем я не хотел говорить местным следователям. Я, признаться, вообще не очень хочу говорить им хоть что-то. Не нравятся они мне как собеседники. – усмехнулся он.
– Они, в общем, на любовь и не напрашиваются. – съехидничал я. – Скорее наоборот. Но с ними все больше общаются, пусть не всегда добровольно.
– Я знаю. – кивнул он. – Человеку легче устоять на допросах, чем вампиру. Человек может умереть под пытками, а вампир такой роскоши лишен. Хотя мы чувствуем боль не хуже людей.
– А это уже я знаю. – сказал я. – Тем более есть специальные способы причинять боль вампиру. Так что же ты хотел от меня?
– Ты пойдешь искать лича Ашмаи?
– Так высоко я не замахиваюсь. Я пойду искать человека, колдуна, который, судя по всему, на Ашмаи работает. – ответил я.
Не вижу причин этого скрывать, тем более, что про Пантелея я его уже спрашивал.
– Я тебе помогу. Но взамен ты мне должен кое-что пообещать. Пообещать той клятвой, которую ты не нарушишь. Есть у тебя такая?
– Есть. – кивнул я.
Вампир помолчал, глядя в сторону. Потер подбородок о жесткий край капюшона. Затем снова повернулся ко мне.
– Ты знаешь, что вампиры могут любить? При определенных условия, разумеется. Знаешь?
– Знаю.
Вампиры, самые самовлюбленные, самые самолюбивые и самые эгоистичные существа на лике земли, действительно способны любить и способны жертвовать собой во имя кого-то. Но только в единственном случае – своих «сайрос». Так, на одном из древних языков называются вампиры – любовники по крови. Если женщина-вампир «посвятила», а точнее – обратила в жаждущую крови тварь влюбленного в нее мужчину, или наоборот – они будут любить друг друга. И, скорее всего, вечно. В других случаях понятие «любовь» для вампира пустой звук. Равно как и «дружба», «милосердие», «сочувствие» и все остальное подобное. Вампир внутри «изысканно пуст», как они сами о себе говорят. Пустой звук по отношению ко всему, кроме «сайрос».
