— Да, но на это уйдет еще года два. За них ты как раз успеешь выйти замуж за Арлита, может уже и наследника родишь. А Этельвин присягнет в верности брату и признает его власть или выйдет из Дома. Как по мне, второе было бы лучше для всех.
Оранжевые всполохи пламени жадно лизали дрова.
Я прикрыла глаза, прижалась спиной к груди Арлита и впервые за последние дни ни о чем не думала. Завтра. Все разрешится уже через несколько часов. А сейчас мне просто хорошо…
— Если ты останешься, я окружу тебя любовью и заботой, — льер легонько потерся подбородком о мое ухо. — Будем летать к драконам, устраивать свои собственные балы, может быть даже как-нибудь выберемся на Юг. Должен же я с тещей познакомиться?
Сердце едва затронула слабая искорка понимания. Он знает. Все о нас с Этом.
— Соблазняешь? — я уютно потерлась щекой о прохладную ткань рубашки. Улыбка пробилась из самого сердца.
— Есть немного. Соглашайся, м?
— Искуситель! — собственные балы — это просто фантастика. А еще муж, с которым хорошо и спокойно, будто в пенной ванне с маслами и травами.
Вот только при одной мысли о последней из памяти выплывает совсем другое лицо. Жесткое, со стальным взглядом, а тонкие губы уже не уговаривают — они шепчут угрозы.
— Ари, я такого еще никому не предлагал!
В груди сладко екнуло, а потом сжалось от тоски. Что ж вы оба со мной делаете-то…
— Он превратит нашу жизнь в кошмар, — прошептала и прижалась теснее, пытаясь скрыть охватившую тело дрожь. — Не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились!
Над головой задумчиво хмыкнули, и огонь в камине затрещал громче, разгораясь.
— Моя добрая, наивная девочка… Я тоже не желаю вражды и отлично помню свою вину перед братом, поэтому оставляю тебе право выбора. Но если он окажется в мою пользу, поверь, я сумею защитить свою льеру.
Таким образом, Арл подарил мне возможность принять решение самостоятельно. О, вечные морозы, зачем?! Лучше бы обнял крепко-крепко, запер в свою серебряную клетку и окружил… чем он там собирался? Так бы я хоть глупостей не наделала и голову себе всякой ересью не забивала.
Но Арл есть Арл, а мои плечи почти ощутимо сгибались под грузом ответственности.
Старательно подавляемое беспокойство вечер не испортило, мы засиделись до глубокой ночи. Просто были рядом, говорили о разном, безмолвно подбадривали друг друга. Потом смотрели на слабо мерцающие угли и уплывали в неведомые дали на волнах молчания.
— Ада?
— М?
— Расскажи про свою семью. Про мать, отца…
Выпуталась из таких родных объятий и со стоном потянулась, отгоняя уже коснувшуюся сознания сонливость.
— У меня отчим. Мама рано осталась вдовой, она тогда даже не знала, что беременна мной. А Мильен — человек хороший, он никогда не делал различий между мной и их общими детьми.
Несмотря на это я всегда помнила, что он мне чужой. Наверное, потому что достопочтенная Эллирит под строгими взглядами обеих бабушек упорно пыталась сохранить во мне память о родителе, которого мне не суждено узнать никогда. Но делала она это как-то странно, на свой лад, и сейчас я вдруг со всей ясностью осознала, что о том другом не могу сказать ничего. Только имя, наверное, и вспомню, если основательно поднапрягусь. Когда-то давно, в раннем детстве, оно все-таки сорвалось с губ матушки…
Придет или нет?
Успокоенная разговорами и воспоминаниями о безоблачном детстве, я терзала взглядом балдахин над кроватью и изо всех сил старалась не уснуть, чтобы стать осознанным завершением дня Этельвина.
Но силы таяли, а он все не шел.
Не дождалась, уснула…
Осталось застегнуть поверх темного платья серебристый поясок, и можно будет спускаться в ритуальный зал. Но от нервозности руки тряслись, и я битый час не могла справиться с последней мелочью.
Пока Нира не подошла и не помогла. Тихонько щелкнула застежка, лишая меня последней причины задержаться на несколько мгновений. По нервам ударил страх. Липкий, панический…
А огневица, склонившись к уху, жарко зашептала:
— Помнишь, о чем мы говорили?
Все бы отдала, лишь бы забыть!
— Да.
— Вот и умница, — готова поклясться, она улыбалась. Но поднять взгляд на лицо магини не достало сил, — А теперь учти еще одно: причинишь зло Арлиту, собственными руками задушу!
Дальше были коридоры, лестницы, полутемные подземелья и уже знакомая дверь. Только тут в голове прояснилось.
— Готова? — Ривел обнял меня за плечи и увлек в бледно освещенный зал. Я кивнула, с глобальной задачей назвать два имени в нужный момент кто угодно справится.
Но хочу ли я… справляться?
Громыхнула тяжелая дверь, отсекая от нас Ниру и барса, который из любопытства вертелся поблизости.
Глубокий вдооох…
— Успокойся, девочка, все должно пройти хорошо, — истолковал мое состояние, как мог, льер-Хранитель.
В центре просторного помещения с высокими сводами сверкали два ледяных алтаря, между ними примостился небольшой столик с разложенными на нем необходимыми предметами. На полу под ногами раскинулся точно инеем выведенный круг, испещренный бесчисленными линиями, формулами и морозными узорами. Даже находясь на грани паники, я не могла не признать, что магия льеров — это очень красиво.
Звук вновь открывшейся, а потом закрывшейся двери дал мне ответ на вопрос, который я даже в мыслях задать себе не решалась. Не то, что произнести вслух.
Трое замотанных в черные плащи мужчин (у женщин просто не может быть таких широких плеч!) ступали абсолютно бесшумно. Вернее, двое шли самостоятельно и стремительно, ну и еще одного за собой тащили. Не то, чтобы тот третий сопротивлялся, да и не то, чтобы силком тащили… просто сквозила в движениях пленника какая-то обреченность. А от сопровождающих такой угрозой веяло, что даже Ривел попятился.
Мне тоже сделалось не по себе.
В полном молчании, будто бы в пустой зал вошли, и никаких высокородных льеров здесь нет, замотанные вытряхнули из плаща светловолосого мужчину и швырнули его на алтарь. Сами же скользящими тенями удалились прочь из круга, но ритуального зала не покинули. Если сильно, до режущей боли напрячь глаза, можно различить у стен два неясных пятна.
Сознания порывом стылого ветра коснулось понимание. Подчиненные Эта. А мужчина, безнадежно вытянувшийся на алтаре, — это, я так понимаю, новое тело главы княжеской службы безопасности. Живое… Я болезненно сглотнула, в душе бился протест.
— Он и так приговорен к смертной казни, — обхватили плечи сильные руки. И впервые я не смогла определить, кто выступает в роли утешителя. — И поверь мне, ты не хочешь узнать, за что.
