— Улиток есть не грех, — великодушно разрешил Йорген. — Они близки к морским гадам, как то: кракены, каракатицы и спруты. Но чего вы в них находите вкусного — я лично понять не могу.
— А тебе и не обязательно понимать, — мстительно усмехнулся Кальпурций. — Это не всем дано!
…День сменялся днем, размеренно и приятно текла жизнь, и резвые гартские кони, удивительно дешево приобретенные взамен хаалльских кляч (Кальпурций категорически отказался «выставлять себя на посмешище перед теми, кто лучше других смыслит в лошадях»), уносили седоков все дальше к востоку. Не на боевой поход это было похоже, а на легкую прогулку верхом. И верно, от такого непривычного благополучия все более и более смутно становилось на душе у ланцтрегера фон Рауха.
Сначала завелись неприятные мысли: не слишком ли легко им все дается? Скольких опасностей и бед удалось играючи избежать за последнее время — разве так бывает в жизни? К добру ли эта удивительная, невесть откуда прорезавшаяся удачливость? Должно быть, кому-то из сильных мира сего — по-настоящему сильных, а не тех, кто себя таковыми воображает, — почему-то очень нужно, чтобы двое (или трое?) путников обязательно добрались до своей цели. И эта таинственная сила вмешивается в их жизнь, устраняет случайные препятствия с пути… Пусть так. Знать бы только, кому служит она — добру или злу? Или нет никакой силы — есть лишь цепь удачных совпадений, за которой, по законам мирового равновесия, неизбежно последует полоса неудач?..
Следом за мыслями пришли дурные сны. В них была Тьма, какой он видел ее в момент колдовского удара. Кишели чудовища, прозрачные, как пещерные рыбы, — когда-то все они были людьми. С Тьмой Йорген каждый раз оказывался один на один — ни Кальпурция, ни Гедвиг рядом не было, вместо них иной раз затесывались нифлунги, а чаще, как ни странно, светлые альвы — они-то тут при чем? Самое странное, во сне он не сражался с Тьмой, они просто наблюдали друг за другом, она что-то хотела от него и тяготила страшно. Он просыпался совершенно разбитым, жизнь перестала радовать, и солнце слепило глаза.
По обыкновению своему, он скрывал дурное состояние от спутников, старался держаться как обычно. Но Кальпурций все-таки заметил, приблизился и спросил участливо:
— Друг мой, у тебя сегодня такой бледный вид, ты здоров?
— Ну разумеется! — уверенно ответил Йорген, а потом вдруг покачнулся и упал лицом вперед, на шею коню.
И началась такая жуткая круговерть кошмаров, что вспомнить он потом ничего не смог, кроме общего ощущения крайней опасности и последующего облегчения, осознания: «Отбился!»
…Сознание возвращалось медленно. Глаза еще не хотели видеть, но остальные чувства уже пробудились. Он понял, что лежит на спине, очень уютно устроенный и чем-то теплым прикрытый, без куртки, в одной рубашке, расстегнутой на груди, и с мокрой тряпкой на лбу. Пахнет костром, горячей едой. А рядом встревоженно переговариваются двое. Сперва он услышал обрывок фразы:
— …да говорю же, никакая не болезнь. Это самое настоящее колдовство, неужели ты сам не чувствуешь? — это говорила Гедвиг. Ей, урожденной ведьме, всегда было трудно понять, как обычные люди ухитряются не замечать совершенно очевидных вещей. — Кто-то хотел его околдовать, да не вышло!
— Не вышло?! Ты УВЕРЕНА?! — голос Кальпурция.
И снова, с легким раздражением, Гедвиг:
— Ну разумеется! Отбился он! Вопрос, какой ценой…
И тут же — прикосновение больших жестких пальцев к запястью.
— Ох, Девы Небесные! Ты только взгляни, что у него с руками!
Другие пальцы, маленькие и нежные. Отобрали его руку и, погладив, положили на место.
— Ну и ничего страшного. У многих так бывает, скоро пройдет. Вот если бы выше локтей поднялось — тогда жди беды. А у него спадает уже, ты просто не заметил, а я давно слежу.
Давно?! Интересно, что это значит? Час, день?
— Тогда почему он никак не очнется?
— Почему, почему! Откуда мне знать?! Бывает иногда, очень редко, что черное колдовство выедает мозги начисто! Остается одно бессмысленное тело и лежит всю оставшуюся жизнь бревном! — Тут девушка всхлипнула так жалобно, что Йорген понял: пора взять себя в руки и доказать, что в бревно он пока не превратился.
Титаническим усилием воли он заставил себя открыть глаза. И первое, что увидел, было склоненное лицо Кальпурция. Друг смотрел на него встревоженно, изучающе, а потом совершенно убитым, дрожащим от отчаяния голосом изрек:
— Ну точно! Выело начисто! Ни одной мысли в глазах! Как у рыбы!
Силониец с горя чуть не плакал, но это не помешало Йоргену обидеться, а обида придала сил.
— Эх, как у рыбы! Нехорошо и не по-дружески так говорить о человеке!
— Йорген, друг!!! — возопил Кальпурций, подпрыгнув от радости.
Он, пожалуй, последовал бы дурному примеру тетки Изольды, подхватил бы ланцтрегера на руки, если бы Гедвиг не успела пресечь его счастливый порыв:
— Стой! Не смей, растрясешь!
— Стою, стою!
Сияющий Кальпурций поднял кверху руки, будто собрался сдаваться в плен. А потом — и-эх! — поднял девушку за талию, закружил. Гедвиг для приличия взвизгнула, но сопротивляться не стала. Ей тоже было весело.
А с Йоргеном они еще несколько дней обращались так, будто он сделан из драгоценного хрусталя или сахара и может развалиться на части от малейшей неосторожности. И разговоров на тему «что это было» старательно избегали — чтобы не волновать. Стоило открыть рот, сейчас же откуда-нибудь обнаруживался совершенно замечательный цветочек, или птичка, или еще какая-нибудь красота, и ведьма с силонийцем погружались в умиленное любование оными. Разозлили даже! Пришлось остановить коня, спешиться, демонстративно усесться в траву и заявить, что с места не сдвинется до тех пор, пока друзья не поделятся с ним соображениями по поводу случившегося. Жестоко это — заставлять человека мучиться неведением. Никаких нервов не хватит!
Гедвиг с Кальпурцием раскаянно переглянулись — они-то хотели как лучше, а вышло, оказывается, мучительство! — и ведьма рассказала, что могла. А что она, собственно, могла? Поделиться догадками, и только. Йоргена пытались околдовать — это он уже слышал. Колдовство использовали черное, основанное на законе подобия. Но не учли, что потенциальная жертва сама владеет чарами, пусть непрофессионально, интуитивно — зато от природы. Всем известно, что при прямом столкновении чар природных и благоприобретенных первые обычно пересиливают, даже если вторые мощнее и лучше отточены. Так вышло и с Йоргеном. Отбился. И не исключено, что недоброжелателя своего убил, потому что следа его Гедвиг найти не смогла, хоть и смотрела на кость, специально ради такого случая раздобытую. (Кальпурций еще удивлялся, зачем она среди дня палит костер и всякую дрянь в него пихает?)
