Вот и все сведения, более ли менее достоверные. А дальше — одни вопросы: кто напал, зачем? Был ли это мстительный гамрский аптекарь, хейлиг из храма в Лупце, кто-то из обиженных жителей Хааллы или другой, личный недоброжелатель имелся у ланцтрегера Эрцхольма — поди угадай!
— Если против меня умышляли люди, почему я тогда видел Тьму? — сурово осведомился Йорген.
— Ты видел Тьму? — удивилась ведьма. — Ты не рассказывал…
— Да вы сами слушать не хотели, начинали птичками восхищаться! Да, я видел Тьму, она что-то от меня хотела, звала… К чему это было?
Но и на этот вопрос юная ведьма не знала ответа. Если только предположить, что раз всякое черное колдовство проистекает прямиком из Хольгарда и несет в себе частицу Тьмы, то жертва его может частицу эту ощутить? Не исключено…
Надо заметить, что после описанных выше событий настроение Йоргена резко переменилось к лучшему: дурные сны прекратились совершенно, и тревога ушла, хотя поводов для нее вроде бы даже прибавилось. Но он сказал себе так. На свете великое множество двадцатилетних парней и дев, есть среди них и гораздо более влиятельные, нежели каждый из их троицы, есть наверняка и те, кто, подобно им, решил посвятить свою жизнь делу истребления Тьмы. Так не признак ли это излишнего самомнения — воображать, будто свет… нет, в данном случае уместнее сказать иначе: будто Тьма, захватившая полмира, сошлась клином именно на ланцтрегере Эрцхольме — персоне, ничем особым, как это ни обидно признавать, не выдающейся? Будто великая и тайная Сила вникала в его планы и подсказывала решения, вела в нужном направлении, устраняя препятствия с его пути, потом проникла во сны, попыталась подчинить себе разум, а он — отбился! Скажите, какой великий колдун-самоучка выискался! Даже смешно! Манией величия попахивает! Завелся однажды в отцовских землях один такой: объявил себя наместником Дев Небесных на земле, да так гордо себя вел, что поверил простой люд, стал на поклон ходить. До тех пор кланялись старому дураку, пока тот не стал бегать нагишом по улицам и петь срамные песни вместо молитв. Тогда уж разобрались, что к чему, посадили безумца на длинную цепь.
Так не ему ли уподобились они со своими идеями избранности, добром, злом ли, не суть? Ну попалась в руки волшебная книга, ну показала пару картинок — дело случая. Все остальное было их собственным решением, и не надо искать в простых совпадениях тайный смысл, гадать о том, что смертным постичь не дано. Надо просто жить — и будь что будет! Так решил для себя ланцтрегер Эрцхольм и повеселел. Сохранился где-то в душе червячок сомнений и страхов, но так глубоко заполз, что до поры о нем можно было не вспоминать.
…Вот и остался позади Степной Гарт с его богатыми торговыми городами и аккуратными кочевыми стойбищами, живущими по древним законам гостеприимства: если проходит мимо случайный путник, так нельзя отпускать его, не зазвав к себе на отдых, не накормив и не снабдив всем нужным для дальней дороги. Потому что всякий гость — это посланник богов, он приносит удачу в дом и должен быть за то отблагодарен.
И столько удачи натаскали они в чужие дома и шатры, что для Гедвиг дело кончилось несварением желудка, а Кальпурций почувствовал в один прекрасный день, что на животе у него завязался неприятный жирок.
Один только Йорген обошелся без последствий. Он не выносил даже обычного коровьего молока, потреблял его лишь в самые голодные годы. На кобылье же не мог смотреть без содрогания. Но именно оно, почитаясь великим даром все тех же богов, шло на приготовление большинства гартских блюд, придавая им странный и неприятный для северного восприятия привкус. И вот, чтобы избавиться от нежеланного угощения, находчивый ланцтрегер фон Раух нацепил на себя хаалльские обноски и принялся очень талантливо изображать раба. Его перестали приглашать в шатры, стали кормить на улице пресной лепешкой, против которой он не возражал — отличные лепешки пекли гартские хозяйки в больших, обмазанных глиной ямах. Мечта, а не лепешки! Есть, оказывается, на свете места, где выгодно слыть рабом! Кто бы мог подумать?
Так прошло десять дней, а на одиннадцатый все изменилось вокруг. Не сразу — исподволь. Молодая трава будто бы поседела, сделалась колкой и расти стала не благодатным ковром, а неопрятными пучками, похожими на крошечные копии северных болотных кочек. Стали встречаться и совсем голые участки земли, усеянные острыми каменными обломками. Должно быть, камни эти были колдовскими, потому что несли на себе четкий рисунок из цветных, вложенных друг в друга колец — розовых, оранжевых, сиреневых и желтых[19]. Будто чей-то глаз. Гедвиг подобрала несколько — вдруг пригодятся для ворожбы? Скорее уж для сглаза, усмехнулся Йорген, и ведьма подумала, что он, пожалуй, прав.
Необозримая взором равнина взбугрилась пологими холмами, хищные птицы стали кружить над ней, высматривая добычу. И не сладкими медоносами пах здешний воздух — горькой полынью. И не добрым богам молились здешние жители, а каменным истуканам с плоскими лицами и слепым взглядом небрежно выдолбленных глаз. Из-за этого солнце стало белым, а небо желтым, и пушистые облачка — ручные зверьки Дев Небесных — не хотели на нем пастись.
Пропало ощущение благоустроенности и уюта, появилось незнакомое, щемящее чувство одиночества, затерянности среди этих бескрайних и диких просторов, не для человека созданных богами. Дальние Степи походили на Степной Гарт, как походит огромный волкодав-вальдбунд на нежную дамскую левретку. Злой, опасный край…
— Должно быть, здесь и змей едят, — предположил Йорген с осуждением. — Вон их сколько ползает — не пропадать же добру!
— Друг мой, — вздохнул на это Кальпурций, — тебе порой изменяет логика. Знал бы ты, сколько крыс видел я в некоторых городах твоего родного королевства — и никто их не ел! По-твоему, это пропавшее добро?
— Нет, не пропавшее, — возразил ланцтрегер, — крыс шторбы едят, когда другой добычи нет. Я так думаю, если бы не крысы, шторбы давно бы с голоду перевелись.
— Да тьфу на вас! — скривилась Гедвиг. — Нашли интересную тему!
Она как раз собралась закусить ломтиком молодого гартского сыра. Ее желудочное расстройство сошло на нет, после четырех постных дней проснулся здоровый аппетит, но, чтобы не навредить себе вновь, она ела особым способом — помалу, зато часто. Ведьмы знают толк в таких делах.
— А что ты ругаешься? — удивился фон Раух. — Разве ведьмы крыс не едят?
— Ну, может, и едят, — нехотя признала девушка. — В особых случаях, когда этого требует профессия. Но я лично не ем, у меня другая специализация. И мне подобная тема к столу неприятна.
