— Не понимаю я тебя, — пробормотал Гверрел. — Вроде я хорошо чувствую людей. Есть способности, нет, ауру не спрячешь, а твоя мало того что наждаком по нервам, так еще и мерцает. И все смещения в ментальной сфере!
— Чудно.
— Не чудно, а невозможно! — возмутился заклинатель. — Личностный базис незыблем!
Мне в голову пришло простое объяснение этого феномена.
— Может, во мне живет Тень Магистра.
— Не шути с этим именем здесь, малыш, — нахмурился Гверрел. — Для Серых это святое.
Я сообразил, что он подумал о тени Ольгарда.
— Нет-нет, это другая Тень! — Я почувствовал, что сейчас зайдусь идиотским смехом. — Другой. Поменьше.
— Зажрались вы там, на севере, вот что, — с глубокой убежденностью объявил Гверрел. — Перестали понимать, что это такое — каждый день ходить рядом со Смертью, у которой есть имя, зубы и планы на тебя.
— Я понимаю.
Заклинатель вспомнил, почему я здесь, и смутился:
— Извини.
— Проехали.
Но Гверрел и не думал успокаиваться. Никакая усталость не могла удушить его настырную любознательность, а может, все дело было в эликсирах.
— В чем же секрет? Я должен знать, ради чего мы это делаем. Понимаешь? Должен!
— А до Арконата это не подождет?
— До Арконата я могу не дойти. Это из-за твоей способности? Ты — новое оружие Лордов?
— Нет. Я об этой силе узнал только на могильнике. — Серый заслуживал хотя бы немного откровенности. — Это из-за моего отца. Он очень важный человек.
— Как же он позволил тебе оказаться в Ганту?
— У большого человека — большие враги. На самом деле это я так от них сбежал. Спасся буквально чудом!
К Гверрелу вернулась тень былого сарказма.
— Чудеса у вас какие-то… странные. Если каждый раз так спасаться…
— Какие-то проблемы? — Из темноты появился Ребенген. То ли из-за колдовских снадобий, то ли благодаря природной выносливости выглядел чародей гораздо лучше, чем я.
— Пытаюсь понять, каким образом ваш орден надеется обжулить Ракшей, — взъерошился Гверрел.
— При чем тут Ракши?
— Есть мнение, — пояснил Ребенген, — что Основатели при создании Арконата заключили договор с Древними тварями. Естественно, мнение ничем не подтвержденное.
— О-о? — Гверрел попытался вернуть себе вызывающий вид.
Чародей повернулся ко мне:
— Не позволяй им пудрить тебе мозги! Нет и не было никакого соглашения. Твари в принципе не могут кому-либо что-либо обещать — у них нет свободы воли.
Гверрел пренебрежительно фыркнул:
— У вас есть другое объяснение неприкосновенности Арконата?
— Я не собираюсь обсуждать метафизические аспекты бытия неизвестно где неизвестно с кем, — гордо вскинулся Ребенген. — Когда мы вернемся домой, Рейл, я отвечу на все твои вопросы.
Я снова стал Рейлом.
— Отлично. — Гверрел снова ссутулился, но упорство его еще не оставило. — И много у вас таких, как он?
— Уважаемый, этот юноша уникален во всех отношениях. Если мы не доставим его в Арконат живым, то будем прокляты. И это не шутка.
Заклинатель хмыкнул, а может, его просто кашель пробрал. С превеликими трудами он поднялся с камня и отправился прочь, независимо покачиваясь и выделывая галсы.
— Не всегда надо слушать, что они тебе говорят. — Чародей перевел дух. — Думаешь, пропаганда работает только в Арконате?
— Да я и не слушаю.
— Молодец!
Хотя нельзя сказать, что представления чужаков о моей родине меня не интересовали.
— И многие рассуждают так же?
Ребенген вздохнул:
— Это миф, мой мальчик, один из многих. Его прототипом является ранний арконийский святой, Аарон Заступник. Желая доказать правителю Верконе силу истинной Веры, он и двое его учеников отправились в мертвый город Кезер. А может, они просто спасались от солдат правителя — в те времена проповедь была скрытым способом вербовки поселенцев в пустынные северные земли… Тебе действительно хочется это знать?
— Ну, — я повернулся к теплу другим боком, — раз уж я здесь, а они скоро будут там… Вам не кажется, что правители должны знать, о чем думают их люди?
— Твои бы слова да твоему отцу в уши, — не удержался от улыбки чародей.
— Он-то как раз знает, — хмыкнул я. — Просто не согласен.
— Ну, — Ребенген тоже устроился поудобнее, — относительно этой истории никто ничего не знает достоверно. Трое арканийцев отправились в мертвый город, через некоторое время Аарон вернулся один. Он тоже умер, от поражения дикой магией невероятной силы, но перед смертью успел сказать: «Господь хранит Арконат». Все. Очень скоро начался очередной Прилив, но, против ожидания, твари не посягнули на земли королевства. Арконийская церковь толкует деяние Аарона как заступничество силой Божьей, представители других конгрегаций считают, что Аарон принес своих спутников в жертву ради того, чтобы подчинить себе тварей. Типичная глупость! Никакие… ты понял меня?.. никакие жертвы и заклинания неспособны заставить Древних действовать против их природы. Их можно направить, натравить, если у мага хватит сил прорваться к управляющим контурам, но удержать от нападения невозможно. Если они не нарушают границы Арконата, значит, так было предопределено.
Я послушно кивнул и сделал вывод, что Ребенген принял-таки какие-то снадобья — чародей был нетипично словоохотлив.
— В целом отношение соседей к королевству определяется сочетанием зависти и страха, перемежающимся попытками использовать силу, понимание которой отсутствует, — не на шутку разошелся мой наставник. — Возвышение Арконата воспринимается как нечто несправедливое, поскольку люди предпочитают не помнить, с чего все начиналось, и не задумываться, какая цена была за это заплачена. Все это подпитывается разной степени достоверности легендами и ссылками на древние предания.
Тут мне вспомнилось, что последняя из лосальтийских войн началась с попытки повелителя Дарсании обложить данью приграничные районы. Причем мотивом для этих претензий служила как раз какая-то легенда, а косвенным результатом той войны стал я.
— А про силу, подобную моей, предания что-либо говорят?
Маг сделал над собой усилие, чтобы успокоиться.
— Нет! За все время существования Арконата этот феномен не регистрировался. А теперь — спи. Завтра мы должны добраться до края плато, команда с лошадями будет ждать нас у подножия.
— А до основания Арконата? — Я решил брать пример с Гверрела.
Ребенген внимательно посмотрел на меня:
— По возвращении. После того как передам тебя в руки твоего отца, я отвечу на все твои вопросы. Верь мне!
