Блондинчик приблизился ко мне и тоже уставился в окно. От изумления у него даже челюсть слегка отвисла, ну не привыкли обычные люди к таким явлениям. Да и не только люди, сомневаюсь, что хоть одна тварь была привычной к такому.
— Ты здесь! — следующим притопал Нутий и замер. — Это оно!
Вот так красочно описав картину за окном, Нутий присоединился к нам с Серафимом. Признаюсь, почувствовав рядом его мощную грудь, я немного успокоилась и слегка прижалась к нему, ощущая мощные мышцы, которым еще выпадет шанс спасти меня.
— Я ожидал лицезреть нечто в этом роде! — В гостиную вошел Леонард. Он каким-то неуловим движением оттеснил остальных и встал ближе ко мне. Теперь за одним плечом у меня возвышался могучий Нутий, за другим — прекрасный Леонард, рядышком с которым застыл Серафим. И смотрели мы в окно. Представляю, какую же милую картину можно было написать с нас в тот момент.
— На совете ордена выяснилось, что мы ошибались, — сказал Леонард. И я почувствовала тепло его дыхания у себя на затылке, по коже побежали мурашки, и сказанные слова показались мне не особо-то важными, во всяком случае, не важнее мурашек. — Все должно произойти не завтра, а сегодня! Прямо сейчас! Мир, потерявший Сердце, может просуществовать всего сутки. Ровно в полночь наш мир погибнет.
— Всего три часа осталось! Но я еще не готов. Нужно что-то делать. Необходимо все перенести. Я позвоню своему агенту. Пусть он все отменит. — Серафим принялся тыкать кнопки на телефоне, но какой-то там агент не спешил отвечать ему. — Да, это конец света, агент мне не отвечает!
— Ведьма что-то говорила про два дня, — сказала я, возвращаясь к действительности, и осознала истину: ведьма всегда лгала. Ей нужно было, чтобы мы поверили, будто она вернется через два дня, она хотела, чтобы мы знали о грядущей катастрофе, но не знали, когда она произойдет. — Так, значит, это уже конец? — Я кивнула на окно.
Прямо посреди города, возле самого хранилища истории, появилась огромная скала… Нет, это я уже позже узнала, на каком месте появилась скала и что это было нужно для лучшего обмена магией, там же еще и центр мироздания находится. Тогда же я просто смотрела на скалу, которая, как корявый палец, возвышалась над домами, указывая в небо. Твердое черное покрытие дорог пошло трещинами, у нескольких домов возле самой скалы разрушились стены. Было ощущение, что земля разъехалась в стороны, чтобы в центре города мог появиться никому не нужный уродливый нарост.
— Ди-Гнема вернулась, — сообщил Леонард. — Скала магического происхождения.
— И вот же как она умеет! Целую скалу для себя перетащила, а меня в болото скидывала, — припомнила я. Конечно, все понимаю, глобальная катастрофа и масштабная гибель, но как болото вспоминаю, все равно противно делается.
— Но это какая-то бессмыслица, — недоумевал Серафим. — Зачем ведьма вернулась? Мир умирает, тут ловить нечего. Она просто хочет полюбоваться на наши несчастья?! Да?! Это так подло!
— Нет, она хочет вытянуть последнюю магию умирающего мира. Она ее перекачает в Сердце, которое уже работает на ведьму, — ответила я. — Для этого она и вернулась. Она вытянет все и исчезнет в самый последний момент. В общем, мы помрем, а она — нет.
— Откуда вам это известно? — Леонард изумленно посмотрел на меня.
— Так считают сильнейшие маги моего мира, — призналась я, не вдаваясь в подробности. Впрочем, когда он был рядом, когда я на своей коже чувствовала его дыхание, а его рука обнимала мою талию, то конец света казался не таким уж катастрофичным.
— Сердце Мира у ведьмы, — задумчиво произнес Леонард, чуть сильнее прижимая меня к себе. — Если мы сможем его вернуть, то у нас еще есть надежда.
— Так чего же мы ждем?! — спросил Серафим. — Где всякие кикиморы с троллями? Нужно поднять в небо вертолеты и сбить эту ведьму. Взорвать все вместе со скалой!
— Исключительно глупое предложение, — ответил Леонард. — Так нам не удастся спасти Сердце Мира.
— Это еще почему? — возмутился Серафим. — Хватит тут из себя самого умного строить, я только что магии учился…
— И вы чуть не взорвали мою лабораторию, — констатировал Леонард.
— А что это вы из-за лаборатории беспокоитесь, если нам всем скоро конец придет! — еще сильней возмутился Серафим. — Нужно слушать меня и поднять в небо вертолеты, как в моем фильме «Черепаховый герой».
— Жизнь определяется более сложными законами, чем законы синематографа, — ничуть не смутился Леонард. — Уничтожив ведьму, мы рискуем повредить Сердце Мира, тогда гибель будет неотвратима. Необходимо действовать умней.
— Как? — спросил Нутий, чем, признаться, удивил меня.
— Сердце Мира должно быть возвращено в хранилище, — пояснил Леонард. — Только так мы сможем выжить.
— Угу. — На лбу Нутия проступили морщины.
— Хватит обнимать мою Бунталину! — внезапно Серафим заметил, что руки Леонарда обвивают мою талию. — Нельзя же так нагло пользоваться концом света и уводить у меня девушку.
— Это невозможно! Бунталина не принадлежит вам! — ответил Леонард, но, к моему глубокому сожалению, все же убрал руки с моей талии и сделал несколько шагов в сторону стола, где лежала подзорная труба.
— Пока еще не принадлежит! — ответил Серафим. — Но уже совсем скоро она поймет, что любит меня.
Леонард не счел нужным отвечать, я — тем более. Единственное, что мне грозило осознать в ближайшее время, так это то, что вляпалась я основательно, но ход моих мыслей был прерван.
— Там мои братья, — глухо сказал Нутий, который не отрываясь разглядывал скалу.
— Какие? — изумилась я, до того момента я даже и не задумывалась о семье Нутия, я его воспринимала как нечто отдельное.
— Я их чую. Они охраняют ведьму, — печально сказал Нутий.
Я перехватила у Леонарда подзорную трубу и уставилась на уродливо торчащую скалу. На самой вершине скалы была площадка, там, словно мой оживший кошмар, стояла ведьма в красном платье, которое было ну уж очень в обтяжку. Мне вообще не нравилось, как она одевается, все-таки это верх наглости — носить такие платьица на таких раздувшихся формах. Ее длинные черные волосы развевались от порывов ветра, хотя, признаюсь, выглядело это весьма эффектно. А вот по всей скале (я протерла глаза, а затем и подзорную трубу) рассредоточились воины, невероятно похожие на Нутия. Да-да такие же нагромождения мышц и суровые грубые лица.
— Сколько же у тебя родственничков? Близнецов? — удивилась я. Мне казалось, что это моя семейка своей численностью и нахальством превосходила все общественные нормы, но я ошибалась.
— Тысячи тысяч, — сказал Нутий.
