Боль вновь скрутила его нутро. Не сдержавшись, он застонал, прижимая руки к животу. И вдруг почувствовал на себе узкие теплые ладони. Бьенка гладила его по спине и плечу. И, спустя время, боль как будто по чуть-чуть, едва заметно, но слабела.
- А ты молодец, - дочь кузнеца подхватила Альваха, не давая тому с маху приложиться головой об каменный пол. С ее помощью бывший Инквизитор подтянулся и сел. Боль по-прежнему пережевывала внутренности тупыми клыками, но, все же, сделалась терпимой. - Ловко ты выдумала с этой… как ее…
- Поправкой, - одними губами подсказал роман, прислоняясь затылком к стене.
- Ну, да, поправкой, - Бьенка улыбнулась. - Вы, романы… ну… вы умеете быть… э… ну, умеете убеждать. Даже когда врете. Ну, то есть… Тот Инквизитор… который пришел за мной. Он говорил в точности, как ты. Такой, весь из себя презрительный и важный. Он врал, и запугивал меня, и пытался… ну, чтобы я поверила ему и признала себя виновной… в том, чего не делала. И взгляд у него при этом… у вас, романов, наверное, у всех такой взгляд, да?
Она спохватилась.
- Ой, прости. Я… я тебя не обидела?
Альвах нашел в себе силы дернуть головой.
- Не обидела, - прошептал он.
Бьенка погладила его по щеке.
- Ты не обращай внимания, - она грустно усмехнулась. - Я, ну… болтаю, сама не знаю что. Батюшка все повторял, что я странная. И братец мой, Бертольф, тоже говаривал. Что, ну… мой язык доведет меня до беды. И вот… довел.
Она помолчала. Альвах молчал тоже, прижимая руки к низу живота, и с тревогой прислушиваясь к корчам отбитого нутра.
Однако, долго сидеть молча Бьенка не могла. Дав роману лишь короткую передышку, она заговорила вновь, совсем как ранее - быстро и бессвязно.
- Я-то думала, эт не я странная, это они, ну… Не понимают. А теперь… - она вздохнула. - Теперь вижу, что они были… ну, правы. Я… эт самое, как в глаза тебе взглянула, так и сразу… Ну, сразу господина Марка там увидела. Инквизитора, который меня ведьмой назвал, представляешь? - дочь кузнеца неуверенно улыбнулась. - Да так… так ясно. Наверное, потому что ты тоже романка. Вот так вот. Не могу… его забыть. Ну, не потому что он Инквизитор… А просто потому что… Не знаю. Не знаю! У него такие глаза… и… его судьба… Я совсем немного умею читать… В общем, с ним случилось что-то плохое. Я… ну, пыталась его предупредить. А он не поверил. Ушел за той ведьмой и… и сгинул. И я вот все думаю - как он там? Что с ним? Дурочка я, правда? - Бьенка дернула губами и улыбнулась снова. - Спалят меня скоро, как чучело из соломы, что по весне во славу Лея в поле жгут. А я все не могу забыть… своего погубителя.
Альвах поднял голову. Тело его пекла боль, душу - жгучий стыд.
- Любишь? - прямо спросил он. Бьенка вздохнула, звякнув цепью.
- Он не плохой, - словно убеждая саму себя, неуверенно пробормотала она. - Он… он просто… Ну… Да, люблю, - она отвернулась от Альваха, прислонившись спиной к стене. - С тех пор, как… Ну, как в глаза ему посмотрела. И… - дочь кузнеца помолчала. По-видимому, это был тот редкий миг, когда она сразу не нашла слов, чтобы продолжить. - И скучаю о нем. Очень. Понимаю, что глупо, но…
Она снова посмотрела на подругу по несчастью, которая, морщась, кусала губы.
- Я точно глупая, - Бьенка в который раз вздохнула. - Тебе больно, а я… говорю о всякой ерунде. Просто я… ну, долго уже сижу, и… много думаю. Ты первая за много дней, с кем можно поговорить. Вот я и… Прости меня.
Альвах снова промолчал. Впрочем, Бьенке собеседник был важен только из-за наличия у него ушей.
- Ты вот не поверишь. Мне теперь и умереть не жалко. Все равно без него… Тоскливо. И муторно, - она вздохнула в бессчетный раз. - А он… такой гордый. Что я для него? Так… просто деревенская девка, ведьма. Мизинца его не стою…
- Это он твоего не стоит, - подал, наконец, голос роман, облизывая засохшую кровь с разбитых губ и внезапно распаляясь. - Этот сукин сын, этот дурак, этот мерзавец множество последних лет своей жизни с щенячьей радостью служил хаосу, не давая себе труда остановиться и подумать, что же он делает. Ведь всего-то нужно было, что хоть немного подумать! Проклятье! Я… только теперь до меня дошло, что я творил все эти годы! И даже когда я побывал за Прорвой… Когда узнал о том, как несправедливо была оболгана Темная Лия… Я все равно думал только о себе, и не давал себе труда воспользоваться тем редким знанием, которым стал обладать один из немногих - из-за чего именно произошел раскол нашего мира! Ведь ссора Лея и Лии произошла не по их вине, их поссорил хаос! И если в мире Лии он сильнее, это не значит, что в мире Лея его нет! Он просто действует здесь… по-другому. Он… заставил нас позабыть заветы Единства. Теперь мы будто бы живем по заветам Лея, но Светлый ли их нам принес? Светлый суров, но он добр! Он… он никогда бы не хотел, чтобы… чтобы его дети творили… творили то, что делает сейчас Орден Инквизиции. И… наверняка, если подумать… поискать, почитать… Ведь изначально мужья и жены были равны. Неравенство их произошло из вины Лии. Но если Лия невиновна, значит и жены… Жены ни в чем не провинились перед мужьями. И несправедливо… несправедливо их карать только за врожденно иное естество. Caenum! Почему - почему я понял это только сейчас? Когда я уже ничего не могу изменить??
Он оборвал себя, уже не заботясь о том, что думала о нем Бьенка, не заботясь ни о чем более. Ему тоже - как и дочери кузнеца, нужно было высказать то, что столько времени зрело - и вызрело в его душе. И, одновременно, в этот миг Альвах окончательно понял, что обречен. И обречен бесповоротно. Какую бы форму ни приняла сила хаоса, она не позволит жить человеку, которому известно то, что было известно Альваху.
Когда отзвенел последний звук его голоса, в камере на долгое время воцарилась тишина. Альвах молчал, пряча лицо в ладонях. Бьенка молчала тоже, прикрыв ресницами долгое время бывшие широко распахнутыми синие глаза.
- Так значит, мне все-таки… ну, не показалось, - наконец, выдавила она. Голос девушки срывался и дрожал. - Когда я увидела… увидела тебя в первый раз… Мне показалось - я узнаю твой взгляд из тысячи. Это… это действительно ты… господин Марк.
Альвах поднял голову. Однако Бьенка внезапно напротив, зазвенев цепями, спешно спрятала в ладонях лицо.
- О, Светлый! А я… я такого тебе тут наговорила! - невнятно донеслось из-под ее скользнувших вперед, всклокоченных волос.
========== - 31 - ==========
- … а ты изменился, господин Марк.
Голова Бьенки лежала на груди Альваха. Он приобнимал девушку за плечо, несмотря на то, что дочь велльского кузнеца была сейчас выше самого романа не менее чем на полголовы.
Теперь, когда грозный Инквизитор явился в облике женщины, Бьенка смогла преодолеть смущение перед ним. Альвах же чувствовал прильнувшее к нему девичье тело и впервые за долгие месяцы на короткое время забыл, что он сам не заступник, а жертва.
