— Так на чем вы говорили, Придери, сын Мейрхиона?
— Он говорил на каком-то безобразном койне с исковерканной грамматикой. Я в жизни не слышал такого отвратительного пиджина, — подлил масла в огонь Мерлин.
— Ну… я старался говорить так, чтобы и тем, и другим было понятно, — сказал Придери. — На такой… вроде как смеси.
— Коллеги! — торжественно сказал Элис-ап-Гриффид. — Но… в таком случае… мальчик создал среднеанглийский литературный язык!
По залу педсовета пронесся шепот.
— Ну и что? — запальчиво воскликнул Мерлин. — Вы считаете, что это хорошо?..
— Я не предлагаю поощрять его за это. Я предлагаю не исключать его, — просительно сказал Элис-ап-Гриффид.
Доктор Итарнан молча показал жестом, что он присоединяется к этому мнению. Дион Хризостом принял позу защитника в суде и картинно завернулся в свой гиматий. Из угла вылез архивариус Хлодвиг и обошел Придери кругом, присматриваясь к нему. Придери стоял, повесив голову.
— Так вот, Придери: вы убедились, я надеюсь, что прекратить битву словом невозможно.
— А речи риторов?..
— Речи риторов рассчитаны на греков, которые и сами обычно подумывают о том, как бы разбежаться, — да, да, Дион, не возражайте мне. Ладно. Поскольку тут некоторые коллеги просят за вас… и даже находят у вас лингвистические способности… то я настоятельно советую вам направить эти способности в другое русло. Мы делаем вам предупреждение, Придери. Еще одна смелая выдумка — и вы свободны, — сурово сказал Мерлин.
— Я не совсем отчетливо понимаю, что происходит, — безмятежно обратился к Змейку Сюань-цзан.
— Мы обсуждаем случай мелкого хулиганства, — спокойно отвечал Змейк.
Когда дверь за Придери, скрипнув, закрылась, Мерлин молниеносно повернулся к Курои.
— Коллега Курои! Вас не удивляет, что регулярные нарушения дисциплины среди учащихся почему-то связаны с битвой при Гастингсе? Может быть, пора уже как-то уменьшить роль этой битвы в учебном процессе?
— И что поставить на ее место? — резко возразил Курои. — Битву, в которой пятеро храбрых валлийцев отвоевали у семерых других валлийцев полторы грядки с луком?
— А вот вы подайте мне через неделю список исторических битв, — глядишь, что-нибудь и подберем, — твердо сказал Мерлин. — Неужто ничего не найдется? А штурм Дрохеда?
— Если вы поставите в программу практических приложений хоть одну битву времен Оливера Кромвеля, я прошу отставки, — сказал Змейк.
— Хорошо, хорошо, Тарквиний, — спохватился Мерлин. — Не будем пороть горячку. Но давайте смотреть правде в лицо: нет никаких сомнений, что битва при Гастингсе первому курсу уже обрыдла!.. Теперь несколько технических моментов. Башня Феникс скоро уже обвалится. Надо бы не объявлять в ней никаких занятий — ведь вот-вот рухнет. Пожалуйста, коллеги, все, у кого там занятия по расписанию, примите меры.
— Зачем же было доводить башню до такого состояния? — вполголоса спросил Сюань-цзан у Змейка. — Ведь можно было вовремя пригласить реставраторов…
— Эта башня падает раз в сто лет, — сказал Змейк, — и сама собой возрождается. Из пепла.
— Но ведь это опасно!
— Нет. Это совершенно безопасно и очень красиво.
— Далее. Над нами сгущается какая-то гроза, коллеги, — сказал Мерлин, ощупывая свой затылок. — Вам не кажется? Давление будто бы… растет?
— Да, да, — рассеянно откликнулся Морган-ап-Керриг.
— Пандора Клатч прихватила с собой выписки из приходно-расходных книг, чепец хлебопечки, носок Лютгарды и ее гребень в качестве трофеев. Коллега Мак Кархи! Вот вы, как самый молодой из нас, поясните, пожалуйста: какое впечатление могут произвести эти предметы в Министерстве?
— Самое неблагоприятное, — откровенно сказал Мак Кархи, подумав. — Но если она не взяла мою зубочистку, то думаю, что все еще не так страшно.
* * *
После отъезда второй комиссии школа вздохнула с облегчением. Приближалась долгожданная встреча с Давидом-ап-Гвиллимом. Когда дата его приезда стала известна, все завизжали от счастья и забегали. Один только Фингалл МакКольм, в силу своего нездешнего происхождения, спросил, кто это.
— Ты что? — сказала Гвенллиан. — Это настоящий бард, пятнадцатого века, роскошный, играет на арфе, поет собственные тексты. Мы все по нему фанатеем. Ты что, не слышал о нем никогда?..
Целых три дня школа стояла на ушах.
— Боже мой, не забыть попросить его спеть «Дрозда из Келли-Гадарн»! — беспокоилась Керидвен. — И балладу о Медовом Рыцаре. И «Трех красавиц острова Придейн»!
— И «Братьев-всадников», и балладу о детстве Уриена, короля Регеда, — припоминала Двинвен. — Загибай пальцы.
— Ладно, ладно. Я чувствую, вы не собираетесь его отпускать до рассвета, — проворчал Мерлин. — Надо приготовить угощение и… это… выпивку. Да. Бог с вами. Я сам займусь. Никому ничего нельзя поручить!.. Что вы стоите, как истукан, Ллевелис, сын Кинварха? Идите восторгаться витражами, а то они у нас со скуки уже пятнами пошли.
Да-а, когда приехал Давид-ап-Гвиллим и когда он размотал все, во что был закутан, сразу стало понятно, почему все девочки от него без ума. При этом он был неприметен и скромен. Арфу он нес сам, и вообще с ним не прибыло почти никакой свиты, только парочка закутанных до самого носа учеников. Голос его, даже когда он просто говорил, а не пел, подкашивал совершенно. Человека со вторым таким голосом с пятнадцатого века не рождалось. И если учесть, что он был при этом талантливейшим поэтом, опасность для юных сердец складывалась очень большая. Но Давид-ап-Гвиллим умел как-то сохранять вокруг себя равновесие и покой. Рианнон с лилией в волосах, Блодвидд и Морган-ап-Керриг проводили его в Южную четверть, в зал, где студенты расселись уже повсюду, даже на подоконниках. Давид-ап-Гвиллим подобрал полы плаща, сел на табуретку и пристроил на колене арфу. «Я надеюсь, никто не осудит меня за то, что я в основном воспеваю красоту, — сказал он. — Тем более, если оглянуться вокруг». После этого предисловия он спел о красавице Элинед, обводя зал извиняющимся взором, как бы желая сказать, что здесь достойных тем для баллады он видит столько же, сколько девичьих личиков перед ним.
Потом бард спел о победах валлийского оружия, которых, как оказалось, за долгую историю Уэльса все-таки несколько было. Потом он спел «Видение Ронабви», «Кассандру, дочь Приама», «Замок Теганви в Лланросе», «Воинов Алана Виргана» — ошеломляющую балладу о неверных войсках, которые бросили своего полководца в битве, — «Монаха из Лланкарвана», «Приключения Гвиона Баха» и песнь о походе рыцарей короля Артура на Рим. Затем он спел «Трех красавиц острова Придейн» и тут же, глазом не моргнув, перешел к импровизации религиозного содержания. Великий Давид-ап-Гвиллим был очень разнообразен. Потом он, очень тепло отозвавшись об отсутствующих бардах Анейрине, Хайнине и Лливархе Хене, спел по одной песне каждого из них, склоняя голову перед их талантом, чем совершенно подкупил публику.
