Ийлур вздохнул. Эх, боги, боги…
Когда-то – и ведь не так давно! – созерцание образа Фэнтара заставляло его благоговеть перед Отцом-Создателем всех ийлуров.
Он ощущал его Силу, его чистый, не задетый дыханием ночи свет – который, как и полагается свету в чистом виде, мог и дарить жизнь, и ее отнимать. Но невзирая на эту воистину убийственную чистоту, близость Бога всегда была поддержкой и надеждой, она вселяла уверенность в том, что когда-нибудь все будет так, как должно, и что все невзгоды, данные на жизненном пути есть испытание той, самой первой частице божественного света, которую Фэнтар вложил в грудь самому первому из своих детей.
… А сейчас Дар-Теен смотрел на образ своего бога – и не чувствовал ровным счетом ничего. Разве что усталость и досаду. Что толку было в этом каменном широкоплечем истукане, поигрывающим тяжелым боевым молотом?
Он не пожелал спасти народ ийлуров.
Более того, он отвернулся и ушел прочь, в то время как царица серкт высасывала жизнь из детей, молодых, и тех, кто уже вкусил довольно испытаний.
Так мог поступить только трус, не иначе.
Дар-Теен хотел сказать Фэнтару о своем презрении, но передумал. Толку-то? Все равно не услышит… Он, пребывая рядом с Эртинойсом, слышал далеко не всех и не всегда. Ийлур зевнул и отвернулся от статуи Покровителя.
Впрочем, гигантскими Покровителями чисто занятных для ийлура предметов не ограничивалось. Он неторопливо двинулся вперед, к центру зала: там свивался в бесконечное число колец Дракон, стерегущий время – не обсидиановый, а из чистого золота, в этом можно было не сомневаться. И сквозь кольца его чешуйчатого тела виднелся большой янтарный шар, символизирующий Эртинойс, плывущий сквозь время.
Андоли несмело кашлянула, словно боясь нарушить царящую в храме тишину.
– Я никогда такого не видела, – сказала она, – это боги Эртинойса, да?
– Да.
Ийлур подошел вплотную к янтарному шару и, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, пытался осознать, почему этот шар так хочется потрогать. Ведь если возникает столь странное желание, значит, кому-то это нужно. Но только кому? Врагам или союзникам?
Янтарь был темного, сочного цвета, в его глубине навеки замерли былинки, частицы коры, даже насекомые. И, казалось бы, ничего странного или необычного, но вместе с этим… Пальцы так и тянулись к гладкой поверхности.
А кроме того, под грудиной, там, где душа, что-то тревожно перевернулось – как будто под взглядом неведомого наблюдателя…
– Это… Санаул? – Андоли указала на Бога Вечерних сумерек, – это наш Покровитель?
Дар-Теен все пытался заглянуть в переливчатую глубину янтаря – «Отчего мне кажется, что там кто-то есть? Ведь камень как камень… ».
– Да, – рассеянно ответил он Андоли.
– Как ты думаешь, а если я вознесу ему молитву? Здесь?
Элеана осторожно прикоснулась к плечу, Дар-Теен вздрогнул – и ощущение слежки пропало. Янтарь стал самым обычным янтарем, не более.
«Штучки Шейниры», – раздраженно подумал Дар-Теен. Затем хрустнул пальцами. Толку-то поминать Шейниру, богиню, которой здесь более не было?
– Помолись, если хочется, – он выразительно посмотрел на элеану, – но не думаю, что слова твои будут услышаны… что с тобой?
Андоли вмиг изменилась в лице. Губы вытянулись в ниточку, глаза потемнели – ни дать ни взять грозовое небо – а пальцы дернулись к рукояти метательного ножа.
– Там… – беззвучно, одними губами произнесла элеана, – не оборачивайся.
– Погоди! – он хлопнул ее по руке, разворачиваясь к неведомому гостю, – нас сюда пустили, не забывай!
В тени арки, опираясь на запертую дверь – ту самую, что вела в следующий зал, его ждала фигура в сером клобуке.
– Ты что? – шикнула Андоли, – куда?!!
Но ийлур, не сомневаясь, размашисто шагал на встречу с Судьбой. Предчувствие хихикало в темных закоулках сознания – и Дар-Теен почти не удивился, когда на него с интересом глянули аметистовые элеанские глаза.
– Приветствую тебя, ийлур, – насмешливо сказал Тарнэ, – плохие времена привели тебя в этот храм, не так ли?
Тот самый Тарнэ, истлевшие останки которого остались в подземелье Дворца. Тот самый Тарнэ, которого уже не раз убивали и возвращали к жизни. Тот самый…
Дар-Теен прищурился, смерил взглядом адепта Храма. С их последней встречи Тарнэ почти не изменился, разве что виски посеребрила седина, лицо же оставалось гладким и молодым, как будто кто-то старательно, раз за разом, стирал с него следы прошедших лет.
– Зачем я здесь?
Тарнэ вскинул гладкие, холеные брови.
– Почему ты спрашиваешь? Разве не ты пришел в храм Великого Дракона?
В его мягком голосе рыбкой скользнула усмешка, отчего ийлуру захотелось придушить это дитя Сумерек. Но вместо этого Дар-Теен выдавил из себя подобие улыбки.
– Ты не понял меня, элеан. Я вполне осознаю, что нахожусь здесь потому, что вы этого захотели. Думается мне, вы приняли некоторые меры, чтобы никто чужой не проник за эти стены… Так отчего же? Что за игру ведет храм Дракона?
Андоли молча подошла и стала рядом, ее тонкие пальчики все еще демонстративно покоились на рукояти метательного ножа.
– Мое почтение, прекрасная леди, – сладко улыбнулся Тарнэ, – я вижу, Дар-Теен, что ты вновь обрел верную спутницу? Да у тебя, я погляжу, талант. Тебя любят, Дар-Теен… Куда бы ты не попал.
Улыбка за улыбку.
– Не твое дело, Тарнэ. Ты бы ответил на мой вопрос, а? Я ведь могу уйти.
– Я бы сказал, что это будет неразумно, – аметистовые глаза элеана словно приклеились к Андоли, и это, как ни странно, было неприятно. Хотя – она была элеаной, и он, Дар-Теен, по-прежнему любил только одну ийлуру…
– Но ты прав, – Тарнэ вмиг посерьезнел, обозначились тонкие морщинки на лбу и в уголках капризного рта, – с тобой будет говорить Верховная жрица. Это великая честь, ийлур. Многие всю жизнь мечтают об этом, но так и умирают ни с чем.
Элеан повернулся и резким движением распахнул двери. Натужно заскрипели петли, в лицо дохнуло промозглым холодом склепа. За низким порогом начинался длинный и темный зал, в который свет проникал только через узкие бойницы.
– Идите за мной, – промолвил Тарнэ. И, как бы между прочим, обронил, – если тебе интересно, ийлур, вы сейчас пребываете во времени, которого не существует.
* * *
После ночи всегда наступает рассвет, а болезнь сменяется выздоровлением. Хмурые коридоры храма, дремлющие в сумеречном свете, привели в тайный сад, полный изумрудной зелени и цветущего жасмина. Этот аромат, плывущий в нагретом воздухе, вновь горько напомнил о той, последней ночи с Эристо-Вет, но сейчас Дар-Теен только отмахнулся от назойливых воспоминаний.
