Элиан почувствовала волны его сопротивления. Она боролась с ними, изгибаясь, раскачиваясь на них вперед и назад.
Косички Мирейна, так до конца и не расплетенные, падали ему на плечи. Во впадинке, где кость соединяется с костью, находился глубокий рубец, отметина северного дротика. Оружие было отравлено, и Мирейн тогда чуть нс умер. Элиан коснулась губами этого шрама.
— Я знаю, что смертен! — вскричал он. Ее руки скользнули по его волосам и коже, гладя и лаская выпуклые мускулы, твердевшие под ее рукой. Мирейн упорно смотрел перед собой, ноздри его раздувались, губы сжались в тонкую линию.
— Неужели я выгляжу именно так? — спросила она, ошеломленная. — Неудивительно, что все на меня злятся.
Он высвободился, оставив в ее руках килт, и отвернулся. Но Элиан увидела достаточно, чтобы отчаянно покраснеть и помимо воли улыбнуться. — Ты не так уж возражаешь, разве нет? Он распахнул внутреннюю дверь. Она бросила одежду на пол и пошла за ним. В ванной было тепло, стены и пол нагрелись от воды, в большом позолоченном бассейне поднимался пар. Все это соответствовало обряду: смотрины невесты, пение, раздевание и купание. Мужчины и девушки должны были попытаться разделить влюбленных, поддразнивая их восхвалениями многочисленных достоинств друг друга. Иногда охрана терпела неудачу, и тогда брак свершался тотчас же и прямо здесь.
Мирейн остановился у дальней стенки бассейна и взглянул на Элиан.
— Да, — сказал он, — я хочу тебя. Но если ты придешь ко мне, то должна будешь поклясться, что останешься в Хан-Гилене. — Ты же знаешь, что я не сделаю этого. — Тогда мое тело научится ждать. В этом оно и так преуспело.
— А вот мое — нет, и я не стану ждать. — Она вошла в воду, преодолевая ее сопротивление, готовая броситься к Мирейну при первом же его движении. — Я могла бы дать тебе клятву, получить свои три дня и делать потом все что мне вздумается. Но я честна и скажу тебе правду. Не важно, подаришь ты мне три ночи или ни одной, я все равно пойду за тобой в Ашан. Я твоя надежда, Мирейн. Твоя надежда и твоя королева.
Ее голос дрогнул на последнем слове. Элиан выругала себя за это, потому что вдруг засомневалась, не предана ли она. Она подумала, что такая уверенность ее знания может быть порождена не светом, а насмешливым мраком.
Мирейн стоял без движения — отстраненное лицо короля, тело пылкого любовника. Но его пылкость угасала, отступая перед волей.
Элиан закрыла глаза. Надежда, которая родилась в ней, сила пророчества, которая кипела в ней, отхлынула, оставив лишь крайнюю усталость. Ее колени подогнулись, и она опустилась в теплую ароматную воду.
Сильные руки подняли ее. Она взглянула в лицо Мирейна, ожидая увидеть в нем непреклонность, но не увидела ничего подобного.
Мокрый, покрытый каплями воды, он уложил ее в свою постель. Его руки были очень ласковы, но лицо оставалось холодным, почти свирепым.
— Женщина, — сказал он тихо и хрипло, — ты даже божественное терпение можешь подвергнуть испытанию.
— Я знаю. — Последовал вздох. — Ты всегда говорил это. Я не думаю. Я просто такая, какая есть. И я люблю тебя, Мирейн.
— Я тоже… — Он отбросил волосы с се лба; рука его была нежной, рот — жестоким. — Для меня всегда существовала одна лишь ты. Женщины, возлюбленные, друзья случались и они, но ты всегда была одна. И все-таки я не знал, как сильно хочу тебя, пока не увидел тебя возле палатки торговца вином. Ты была такая восхитительная и соблазнительная, что я не уставал удивляться, как это все считают тебя мальчиком. Ты знаешь, чего мне стоило, тогда и потом, сохранять расстояние между нами?
— Тебе это стоило не больше чем сейчас. А ведь это так замечательно мало.
— Нет, — сказал Мирейн. — О нет. Это стоит целого мира.
Элиан обвила руками его шею. В этом не было никакого расчета. Он был крепок, как камень, и так же тверд. Ее губы прильнули к его губам, таким холодным, без всякого намека на уступку. Она раскрыла губы и разум одновременно, принося ему в дар все, что могла отдать.
В нем вспыхнул огонь. Свет, и жар, и внезапная, яростная, необузданная радость.
Элиан открыла глаза, разбуженная утренним светом. Она купалась в нем, теплая, томная, расслабив каждый мускул тела.
Что-то теплое зашевелилось рядом, и тут она все вспомнила. Она перестала быть девушкой. Теперь она женщина и королева. На нее взглянули темные глаза. — Ты жалеешь? — тихо спросил Мирейн. Элиан коснулась пальцами его щеки, провела линию к подбородку и дальше вдоль шеи к широкой груди. Нежная улыбка расцвела на ее губах. Но она сказала:
— Да.
Глаза Мирейна расширились, и она рассмеялась. — Да, я жалею о том, что так долго не могла познать свой собственный разум. И, — добавила она, начиная краснеть, — твое тело. Он раскатисто захохотал и приподнялся над ней. — Не хочешь ли узнать его получше, моя госпожа?
Она вспыхнула от возбуждения, но, прижав ладони к его груди, отстранила его.
— А ты жалеешь, Мирейн? Ведь тебе была доступна любая женщина в этом мире. Есть женщины намного красивее и намного мудрее меня, некоторые более знатны, и по крайней мере одна из них оказалась бы намного покладистее меня. — Как невыносимо скучно, — сказал он. — Я волную тебя? — спросила она, в изумлении широко раскрыв глаза.
Он погрузился в нее. Ее смех захлебнулся, как от неожиданности, так и от острого наслаждения.
Когда все кончилось, Мирейн стал очень спокоен. Он не печалился, но его восторг померк, а разум спрятался обратно в свое собственное царство. Элиан попыталась проникнуть туда, но натолкнулась на стену. Не такую уж высокую и крепкую, но Элиан уважала его и заставила себя подавить внезапную и крайне удивительную для нее самой ревность.
Ее голова покоилась на груди Мирейна. Сильные руки обнимали ее, пальцы одной руки запутались в ее волосах. Их огненный цвет заворожил его.
— Они огненные даже… здесь, — изумился он прошлой ночью, смеясь над ее яростным румянцем и бурно овладевая ею.
Память ее метнулась в прошлое. Зиад-Илариос в храме, такой золотой и такой потерянный. С внезапным неистовством она прильнула к Мирейну, заставив его очнуться от мечтательности.
— Я не позволю им убить тебя! — закричала она. — Не позволю!
— Они не посмеют, — сказал Мирейн с уверенностью, достойной короля. Он сел, увлекая ее за собой, и улыбнулся, нежно отбрасывая волосы с ее лица. — Ну, моя возлюбленная, как мы будем встречать наших недремлющих гостей?
Общество нашло их благопристойно одетыми — он в белом килте, она в зеленом платье — и играющими в «королей и города» возле пылающей жаровни. Даже самые буйные молодые лорды угомонились при виде их спокойствия. Но женщины улыбались: девушки — в восхищении, смешанном с завистью, замужние дамы — с одобрением. А самые пожилые — отвернув покрывало на королевской кровати. Там были девичья цепь и пятна первой брачной ночи.
