Общество нашло их благопристойно одетыми — он в белом килте, она в зеленом платье — и играющими в «королей и города» возле пылающей жаровни. Даже самые буйные молодые лорды угомонились при виде их спокойствия. Но женщины улыбались: девушки — в восхищении, смешанном с завистью, замужние дамы — с одобрением. А самые пожилые — отвернув покрывало на королевской кровати. Там были девичья цепь и пятна первой брачной ночи.
С криками восхищения юноши обрушились на молодых. Двое самых юных несли венки из зимней зелени; они короновали ими влюбленных, пока остальные закутывали их в меховые плащи, поднимая их и распевая утреннюю песню.
Ибо это была свадьба высокородной леди из южных краев: три вечера и три ночи она должна провести наедине со своим мужем, но три утра посвящались празднеству. В первый день они должны были участвовать в торжественной процессии через главную башню и позавтракать в компании ближайших родственников. На второй день дворец встречал их пиром. А на третий они должны были проехать по городу в носилках и появиться в храме, чтобы там подарить свое благословение и свое могущество преданному им народу.
Элиан отчаянно цеплялась за каждую секунду. Даже глубины разума Мирейна не выдавали ни малейшего нетерпения, но она знала: четвертое утро станет началом похода на Ашан. Сказав всего лишь пару слов Аджану, который выполнял обязанности командующего армиями в отсутствие Вадиня, и Халенану — начальнику южных легионов, он дал распоряжение все подготовить. И, решив таким образом проблему своей судьбы, полностью превратился в юного любовника.
Элиан старалась. Но она была женщиной и пророком. Она не могла заставить себя забыть.
Третий день пролетел словно голубь, за которым гонится ястреб. Элиан боялась тяжелого испытания в храме, длинного ритуала в такой близости от Алтаря Видения. Но алтарь молчал, вода не была затуманена видениями; и вскоре она отошла от него. Прозвучало благословение, едва слышимое ею, как и собственные слова. Пир, на котором она почти не притронулась к еде, из-за чего старые дамы и молодые самцы обменялись шаловливыми многозначительными взглядами. И наконец она снова осталась за запертыми дверями наедине с Мирейном, который со вздохом опустился на кровать.
Она ссутулилась рядом с ним, затянутая в свои драгоценные юбки, и долго смотрела на него, не говоря ни слова. Его быстрая рука нашла шнуровку се лифа, которая тотчас же распустилась, к некоторому его удивлению. Рука Мирейна сжала ее обнаженную грудь.
Элиан судорожно вздрогнула. Он нащупал застежки ее юбок и одну за другой снял их, бросая куда попало, а затем обернул ее в подбитый мехом ха Лат. Даже это не смогло согреть ее. Мирейн привлек ее к себе и обнял.
— Я знаю, — сказала она, стуча зубами. — Я знаю, что это такое. Это предвидение. Я знаю и пытаюсь не знать. Мирейн, я надеялась, что это будет твоим спасением. Я молилась об этом. Но… я… я не знаю. Так холодно. — И темно. Она прильнула к нему. — Ты знаешь. Ты тоже знаешь! — Да. — Он коснулся губами ее волос, пробежал пальцами по напряженным мускулам ее спины. — У нас есть враги, которые хотят отнять у нас всякую надежду. И теперь мишенью для них стали мы оба. — Нас уже трое, — прошептала Элиан. Его руки так крепко сжали ее, что она задохнулась. — Трое, — медленно повторил он. — Мы можем быть смертельно слабыми. Или стать сильнее, чем были по отдельности, ибо отец мой — бог. Мрак никогда не позволит нам этого. Но мы можем верить. Мы должны.
— Я хотела бы… — Голос ее окреп, она немного согрелась. Совсем немного. — Я буду верить. Если только… — Она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо. — Если только ты позволишь мне не оставаться в стороне. Брови Мирейна сдвинулись.
— Расстояние — ничто для силы. Ты отлично поможешь мне и отсюда. Даже, может быть, лучше без этих походных трудностей… В порыве гнева Элиан оттолкнула его. — Не будь болваном! Следуя твоим же собственным рассуждениям, меня так же легко убить здесь, как и в Ашане. Причем здесь даже легче, потому что я буду беспокоиться о тебе, меряя шагами свою клетку. — Но ребенок…
— Ребенок — это крошечная искорка жизни, которая не потухнет из-за маленькой прогулки по ветру. Даже наоборот. Мы оба прекрасно будем себя чувствовать.
Мирейн положил легкую руку на ее живот. — Вот почему я и хотел подождать. Теперь я буду встревожен вдвойне.
— И станешь вдвойне опасен для любого, кто попадется тебе на пути, — поспешно подхватила Элиан. — Мы сделаем тебя сильным, малыш и я. Мы поможем тебе победить. Потому что если ты не сделаешь этого, мой дражайший господин, мы победим вместе.
Он неожиданно рассмеялся.
— Что ж, ты уже победила! Теперь ты веришь. И ты снова теплая.
Элиан действительно вся пылала. Она толкнула Мирейна на спину и удержала в этом положении. — Ты любишь меня? — спросила она. — Отчаянно. Безумно. Вечно. Несмотря на его легкомысленное настроение, в его разуме не таилась насмешливость. Она искала ее, проникая в самую глубину через снятые преграды, зная, что Мирейн так же точно смотрит в ее собственную душу. Они еще никогда не заходили так далеко. Это было похоже на обнажение — и даже больше того, потому что ее телу нечего было скрывать. Даже его женское начало. Разве Мирейн не обладал им всецело?
В один и тот же момент они осторожно отстранились. Мирейн коснулся губ Элиан кончиком пальца.
— Жена, — сказал он, — ты удивительно прекрасна и внутри, и снаружи.
— А ты, — сказала она, — ты великолепен. И снаружи, и внутри. В первый раз он не пытался возражать ей.
* * *
Свет ламп освещал безмятежную картину: князь Хан-Гилена вытянулся на низком ложе, нежась в полудреме. Его княгиня сидела рядом с лютней, мягко перебирая струны и что-то напевая тихим нежным голосом. Его рука лениво двигалась среди распущенных волн ее волос.
Элиан замерла у занавешенного порога. Она видела эту сцену или подобные ей сцены так часто, что потеряла им счет. Это было такое же явление ее мира, как восход Аварьяна или поток Сувиена, постоянный и неизменный: она была дочерью двух любящих людей. Элиан знала редкость такого явления и его великую ценность.
Но ее собственная новая радость обогатила ее новым знанием, больше похожим на боль. У нее тоже есть это, и боже, что это за нежность! Но сохранит ли она ее, когда ребенок, которого она носит, начнет расти? И суждено ли ему дожить до своего рождения?
Князь пошевелился. Песня окончилась. Он слегка повернул голову, улыбаясь и протягивая руку.
Элиан устремилась к нему, как утопающий — к спасительному тросу. И в тепле, которое сохранялось между ее родителями, она на короткое время обрела покой. Они не убеждали ее пространными речами. Ее мать заиграла на лютне мелодию, похожую на звон дождевых капель. Один прозрачный звук сменялся другим.