Любимая дочь старого герцога приходилась Фердинанду младшей сестрой. Ее мать покойная Саянна, графиня Бора, коренная аведжийка из богатейшей семьи южных дворян, умерла во время родов. Как умерла мать Генриха, старшего сына Великого Герцога. По слухам, Саянна ослепла на один глаз, рожая Фердинанда. Генерал постарался вспомнить генеалогию правящего аведжийского рода. То, что он вспомнил, ему не понравилось. Большинство жен правителей Аведжии умирали во время вторых родов, а иногда и во время первых же. Вспомнилась ему и страшная легенда о принцессе Гретте, ослепшей, неподвижной, но продолжавшей рожать для Великого Герцога Вилле Седьмого Огненноликого.
"Прямо не дети у них рождались, а чудовища какие-то…"
Роды… Вторые роды…
Генерал закусил губу и принялся вспоминать последний разговор с Викторией. "Осложнения… Тяжелые роды… Преждевременные роды… Со дня на день… "
Селин вскочил и судорожно роясь в беспорядочно разбросанных листах пергамента, заорал:
– Адъютанта с посыльным, ко мне! Живее!
Где-то за стеной зашумели, затопали кованными сапогами. Селин наконец отыскал чистый листок и макнув перо в чернильницу и принялся быстро писать.
В кабинет влетел запыхавшийся лейтенант гвардии. Селин, не отрывая глаз от листка, спросил:
– Где император?
Лейтенант вытянулся в струну и четко отрапортовал:
– Его Величество Император Конрад Четвертый сейчас пребывает в расположении четвертой пехотной бригады с осмотром, мой генерал!
Селин кивнул и задал еще один вопрос.
– Где сейчас маркиз Им-Роут и аведжийский посол Долла?
– Маркиз Им-Роут в сопровождении двух сотен своих людей только что покинул замок, мой генерал. Рыцарь Долла находится в своих покоях.
Селин дописал послание, свернул лист в трубочку, покапал воском и приложил печать.
– Это доставить императору в кратчайший срок. До расположения четвертой бригады двадцать лиг, а потому доставить к утру. Курьером. Эти сведения слишком важны, чтобы доверить их коту. Выполняйте, лейтенант!
Селин вышел вслед за адъютантом, и поправляя на ходу камзол, направился вверх, к покоям королевы.
– Ну что? Видать что-нибудь?
Сивый отполз от окна, повернулся к Людоеду и отрицательно покачал головой.
– Нет, господин лейтенант, ничегошеньки. Костры горят, все в дыму. По стенам тени какие-то шныряют…
Людоед зло выругался и спросил в темноту:
– Сколько стрел на руках? Отвечать тихо…
Из темноты одни за другим отозвались бойцы.
– Шесть у меня…
– У меня дюжина и вот еще… Тринадцать…
– Четыре, господин лейтенант… Совсем худо…
– Да уж, рыбий глаз… Глядите там в оба.
Сивый услышал, как Людоед встал и прошел к лестнице.
– Факелы готовьте и огнива. Масло-то есть еще? – С первого этажа полушепотом ответили, что есть. – В подвал спустится надо, рыбий глаз. Эй, Сивый, ползи ко мне, в подземелье пошарим, может где еще масла найдем, а заодно и щели какие есть посмотрим.
Сивый пробрался к лестнице, и спотыкаясь в темноте, спустился вслед за лейтенантом на первый этаж. У черного проема они остановились. Подошли другие солдаты. Людоед заглянул в проем, поскреб щетину и пробурчал:
– Лестница уж больно крута. Факелы давайте! – он взял из рук солдата две палки, обмотанные ветошью, сунул одну из них в руки Сивому и шагнул на ступеньку.
– Глаз с дверей не спускать. Ежели какая заварушка – в бой немедля не вступать. Стены толстые, окна узкие. Так что, сначала врагов посчитайте, да меня позовите. Ну, а уж если совсем худо будет – всем к лестницам и держаться. Масло даром не жгите, мало его. Сейчас я думаю, третья рота нашенских в обход площади пойдет, как и задумывали они, а потому черным не до нас будет. Все, давай, Сивый, шевелись.
Алан нащупал в кармане огниво и кусочек серого мха.
– Сейчас, господин лейтенант! – Он щелкнул огнивом, подул на мох, и запалил свой факел.
– Ниже держи, рыбий глаз, ниже! – Людоед прикрикнул на него в полголоса и двинулся вперед.
Сивый передал ему факел и осторожно ступая по скользким ступеням, пошел следом. Крутая винтовая лестница заканчивалась в небольшой каморе, здесь лежала груда иссеченных тел в черных рясах, тех самых тел, что они посбрасывали еще вечером. Людоед спрыгнул прямо на трупы, и с трудом удерживая равновесие, спустился вниз к маленькой двери в сырой стене. У двери он остановился, звякнул щеколдой и прошипел Сивому:
– Ну что ты там, рыбий глаз? Шевели обрубками!
Алан с сомнением посмотрел на кучу тел под лестницей.
– Да боязно как-то, господин лейтенант… По трупам-то, сапогами…
– Боязно ему… Ползи наверх тогда, хлыщ болотный, да пришли мне кого-нибудь, у кого жилка потолще…
Сивый пожал плечами, и придерживая перевязь с мечом спрыгнул вниз. Трупы разъехались у него под ногами и он тут же рухнул, угодив лицом прямо в холодные вонючие внутренности. Людоед, глядя на него, пробурчал что-то ругательное. Сивый отплевываясь и размазывая по лицу чужую кровь, выбрался к двери.
– Тьфу, дерьмо какое… Надо ж так, прямо мордой в потроха…
Людоед зловеще рассмеялся у него над ухом и прогудел:
– Давай, рыбий глаз, их в сторону потащим, там глядишь чего наверх поднимать придется, так быстро не управимся…
Они оттащили часть тел в сторону, высвободив подход к лестнице. Кое-как оттерев руки от крови и немного отдышавшись, они двинулись дальше. Узкий коридор за дверью привел их в кладовую. Мерцающий свет факела высветил высокие стеллажи, заставленные деревянными бочонками и глиняными кувшинами. С потолка свисали мешки с овощами и головки сыров. Людоед, радостно похрюкивая, шагнул к полке, приподнял крышку бочонка и сунул внутрь толстый заскорузлый палец.
– Хах… Маслице! Свежее совсем, этого года не иначе как… – Он лизнул палец и довольно осклабился. – Вот джайллар, надо было раньше подвал этот проверить… Но за всем же не уследить… Эй, Сивый…
Чутье старого пьяницы безошибочно привело Алана к высоким пыльным кувшинам, стоящим в самом углу. Он тут же подхватил ближайший, сдул пыль, вытащил зубами пробку и восхищенно пробормотал:
– Эх… Винцо… Виноградное, как есть…
Людоед прикрыл бочонок с маслом и погрозил Сивому кулаком.
– Я те дам винцо, рыбий глаз… Рожа твоя хитрая… А ну поставь. Сейчас глянем, что за той дверью, а потом и вине подумаем.
Сивый бережно поставил кувшин на пол и прошел к мощной двери из плотных темных досок прошитых в трех местах широкой бронзовой полосой. Людоед двинулся за ним. По ходу он сорвал с веревки головку сыра, разломил и протянул половину Сивому.
– На, пожуй.
Сивый набил рот горьковатым сыром, прислонил ухо к влажным доскам и прислушался. Людоед осмотрел дверь и пробурчал:
