Оказавшись наконец на вершине, он присел на край жесткого прохладного камня. Ветер дул в лицо, нес запах трав и морской влаги, но никакого особого благоговения Бьярни не ощущал. Зато вид отсюда открывался такой широкий, что захватывало дух. И Бьярни невольно повернулся на восток, словно хотел посмотреть, не видит ли его родина, как высоко забрался бывший сын рабыни.
И вдруг Бьярни понял, что видит ее. Перед его глазами из какой-то туманной дымки вставал Камбифьорд – знакомые с детства очертания берегов, Гребневая гора со стоячими камнями на вершине, где то ли потеряла, остановившись на отдых, свой гребень древняя королева Дагмара, то ли сами эти камни, похожие на зубья исполинской гребенки, дали название горе и фьорду. Увидел усадьбу Камберг – расчищенное место пожарища и уже выстроенные новые стены из вкопанных стоймя бревен. Когда он уезжал, еще ничего этого не было – велись в семье только разговоры о том, что-де надо бы вернуться на старое место. Увидел и ту новую усадьбу, где семья коротала зиму, – вот и Йора вышла из дверей и глянула на небо, словно чувствовала, что ее брат смотрит на нее откуда-то издалека. Йора… Он ведь обещал когда-то подарить ей такой же гребень, какой был у королевы Дагмары, только еще лучше…
И всем существом Бьярни ощутил, что Квартинг зовет его. Сидя на Каменном Троне, он не мог думать ни о чем другом, кроме своей покинутой родины. Своей семьи, матери, которая каждый день ждет его возвращения, отца, который томится, не зная, не остался ли вовсе без сыновей… Каменный Трон не покарал его лишением рассудка, как недостойного, но дал понять, что его место не здесь. И как раньше Зеленые острова позвали Бьярни, чтобы он мог стать истинным собой, то теперь его путь лежал назад – туда, где его истинный дом.
Бьярни встал и спустился вниз по каменным ступеням, придерживаясь за выемки в шероховатом граните, чтобы не сорваться. И его встретили молчанием: по его лицу было видно, что что-то пошло не так.
– Я не могу принять звание ард-рига, – проговорил Бьярни, с трудом обводя взглядом вытянутые лица. – Боги не предназначили меня для этого места. Я видел оттуда Квартинг. Мою родину. Боги показали мне ее, чтобы я знал… Что мне нужно вернуться.
Все молчали. На лицах женщин проступало огорчение, на лицах мужчин – оживление и надежда: ведь Каменный Трон опять оказался свободен.
– Ну, что же… – первым нарушил молчание риг Миад. – Значит, воли богов нет на то, чтобы Каменный Трон обрел нового владыку. Пусть остается пустым, пока не подрастут новые поколения героев и правителей.
– И это, пожалуй, самое правильное, – пробормотал Торвард конунг.
Однажды под вечер, в начале «жаркого месяца», как раз в те дни, когда Торварду сыну Торбранда исполнилось двадцать семь лет, «Ушастый Дракон» и «Единорог» входили в Аскефьорд. Торвард стоял на носу, глядя, как приближаются знакомые бурые скалы и выступающий вперед Дозорный мыс. На мысу суетились черные фигурки: со времен дедов там держали постоянную стражу, чтобы вовремя предупредить, если покажутся вражеские корабли. Приближаясь, «Ушастый» развернулся, взмахнул двумя рядами мокрых весел, как крыльями, давая понять, что на нем идет настоящий хозяин, а не кто-нибудь чужой, захвативший конунгов дреки. Над Дозорным мысом взметнулся столб белого дыма. Это был знак, понятный всей округе: корабль во фьорде.
Торвард смотрел на знакомые берега, и ему едва верилось, что он видит их не во сне. По пути сюда сердце сжималось от радости и тревоги, как каждый раз, когда он возвращался после долгого отсутствия. Что здесь произошло за то время, пока он искал подвигов и славы по чужим морям? Напали враги, занесло ветром какой-нибудь мор, или дом сгорел, или кто-то из близких умер? Те же самые чувства когда-то мучили его отца, а до того деда, а до того всех их предков в десятках поколений, которые не могли не уходить в море, чтобы найти добычу для рода и уважение для своей земли, но не могли и не бояться в душе, что за время их отсутствия великие герои чужих кровей явятся за добычей и славой сюда. Конечно, Аскефьорд оставался не пустым и за его безопасностью зорко следил своим единственным глазом ланд-хёвдинг, Эрнольв ярл, отец Халльмунда. И все же… Конунгом фьяллей был Торвард, и он отвечал за все.
Впрочем, сейчас Торвард уже знал, что ничего особенно страшного не случилось: по дороге с островов они уже выходили на фьялленландский берег возле Совиного фьорда. Обрадованные возвращением давно отсутствовавшего конунга, местные жители рассказали, что и впрямь несколько месяцев назад ланд-хёвдинг посылал ратную стрелу, собрал войско, посадил его на корабли и вывел в море перед Аскефьордом, чтобы отразить нападение, предпринятое кваргами во главе с Эдельгардом ярлом.
– А, Эдельгард ярл у меня с собой! – Торвард усмехнулся, словно речь шла о какой-то безделице, и показал местному хёльду, Асвинду Немому, на свой корабль, где сидели возле мачты наследник Рамвальда конунга и еще несколько наиболее знатных пленников. – И что у вас было?
– Боги даровали… – начал Асвинд, которого прозвали Немым за крайнюю неохоту, с которой он вступал в беседу. – Ну, в общем…
– Не мучайся, – позволил Торвард.
– Ну, вломили мы им… – с облегчением доложил Асвинд хёльд. – А ты как… того…
– И я им вломил. – Торвард улыбнулся, и Асвинд радостно растянул в ухмылке рот. Там не хватало аж трех зубов, но менее искренней это его радость не делало. Наконец-то Торвард сын Торбранда вернулся туда, где его успехам от души радуется каждый встречный!
«Ушастый» шел по Аскефьорду, но радостная весть даже его опережала – каждый, кто его замечал или слышал о нем, в свою очередь бежал, скакал или греб к соседу. Поэтому когда «Ушастый» наконец подошел к причальной площадке, там уже собралась обязательная в таких случаях толпа, возглавляемая кюной Хёрдис и Эрнольвом ярлом. Они ждали на обычном месте – под большими соснами на взлобке, с которого открывался вид на песчаную площадку Конунгова причала. Торвард подошел, и все вглядывались ему в лицо с тайной тревогой: все знали, почему он так долго не возвращался домой, и хотели знать, каковы его дела сейчас. Но конунг улыбнулся, и народ радостно закричал – по крайней мере, все было не так плохо, как можно было ожидать после проклятия самой фрии Эрхины.
В Аскегорде никогда не любили пышных речей, поэтому встреча вернувшегося конунга проходила вполне буднично.
– Приветствую тебя на земле твоих предков, Торвард конунг, сын мой! – произнесла положенные слова кюна Хёрдис, держа перед собой серебряный Кубок Кита. – Не спрашиваю, удачен ли был твой поход, – то, что ты вернулся живым и на своих ногах… а не так, как иной раз бывало, само собой доказывает, что все не так плохо, как могло бы быть. Особенно по сравнению с тем, что мы ожидали.