Дерзкой и бесстрашной девчонке вдруг захотелось бежать отсюда или, упав на колени, молить о прощении хозяина Гробницы Солнца. Но снаружи уже звучал уверенный, завораживающий голос Асатры:
— Сосруко, Рождённый из камня Солнечный Вождь! Зла в мире много, больше, чем в твои времена, но люди ещё могут управиться с ним без тебя! Спи, не покидай своего каменного дома. Лучше дай людям то, что добыл на юге. Ведь уже идут за твоими сокровищами те, кто потерял стыд и почтение к богам и предкам. Мы, жрицы богини войны, позаботимся о том, чтобы волшебная сила этих вещей послужила лишь лучшим из воинов, защитникам добра!
Уже обычным голосом колдунья сказала Меланиппе:
— Не бойся, Лошадка, ноги у него отрезаны и раньше конца света вряд ли срастутся. Просто Гойтосир бережёт для себя на всякий случай ещё одно тело. Я буду тебе говорить, что брать. Сначала все чаши...
Вслед за сосудами и украшениями в перемётные сумы отправились золотой кинжал, амулет и шлем. Оказалось, что голова древнего вождя, кроме одной-единственной длинной пряди, выбрита наголо. Такое воительницы видели лишь у храбрецов из далёкой восточной степи, иногда появлявшихся среди аланов. Асатра озабоченно потёрла лоб:
— Неужели его тут нет? Меланиппа, посмотри, нет ли чего-нибудь похожего на связку прутьев? Нет? Тогда сними покрывало.
Девочка осторожно сняла ткань с золотыми львами. Ноги вождя действительно были перерублены в коленях. А рядом с ногами лежал скреплённый серябряным ободком пучок из двенадцати стрел с кремнёвыми наконечниками и серебряными древками. Четыре из них пронзали насквозь фигурки быков — две золотые и две серебряные. Асатра всплеснула руками от радости:
— Барсман[45] Воинов! С ним в руке можно обрушить на врага огненные стрелы, сжигающие все, — те самые, которыми Гойтосир поразил Чёрного Быка в четырёх обличьях. Правда, нужно будет ещё подобрать заклятия... Всё, Лошадка, бери его и вылезай!
Как только девочка выбралась наружу, колдунья вставила на место хрустальную втулку и наложила новые чары. Потом к гробнице подвели быка чёрной масти. Асатра, держа в руке серебряный барсман, пропела древний гимн Михру-Гойтосиру, а Томиранда одним ударом секиры свалила быка. После этого царица с облегчением сбросила шлем, стянула панцирь, сорочку...
— Всё, девочки! Теперь можно и искупаться. Двое — на страже.
Быстро раздевшись, воительницы с хохотом бросились в мелкую речку — смывать пот. Потом, наплескавшись вдоволь, плясали нагие с оружием в руках. В середине, покачивая полной грудью и поднимая к небу секиру и меч, танцевала царица. Рядом с ней скрещивали секиры Ардагунда и Меланиппа и змеёй извивалась, ударяя в бубен, Асатра. Любой мужчина многое бы дал, чтобы увидеть такое. А если бы и впрямь увидел, и не в магическом зеркале или колдовском дурмане, то пришлось бы отдать ещё больше: жизнь. И всё же две пары зорких глаз следили из чащи за пляшущими мужеубийцами, да так, что даже Асатра ничего не заметила. Но эти глаза не были человеческими.
Окончив пляску, одни женщины взялись разделывать и жарить бычье мясо. Другие сгрудились вокруг колдуньи, разбиравшей добытое в гробнице. Испытывать Барсман Воинов она пока что не спешила. Не слишком привлекла её внимание и серебряная чаша с изображением семи четырёхкрылых, когтистых и клыкастых демонов. Но она сразу заинтересовалась золотой чашей, на которой две реки текли с высоких островерхих гор в море. Переступая реки, шли друг за другом звери — быки, львы, кони, козлы, вепри. Среди гор лез на дерево медведь. Волшебница наполнила чашу водой, простёрла руки, сосредоточилась. В воде появились башни и храмы Пантикапея, затем Диоскурии, Фасиса[46]. Дальше этих городов чародейка нигде не бывала. Довольная возможностями чаши, Асатра решила посмотреть на более близкое и важное в этот миг. Зихи, как оказалось, были ещё довольно далеко от гробницы. Зато с севера берегом Фарса шёл через леса отряд, по виду сарматов, во главе с молодым золотоволосым всадником.
— Тамга росов на плаще... Наверняка это их царь Ардагаст, — сказала Томиранда.
— Красивый какой... Совсем как наша Ардагунда, если ей усы наклеить! — хихикнула девочка. О том, что всадник напомнил ей того, кто лежал в гробнице, она предпочла не говорить, чтобы не прослыть трусихой, боящейся призраков среди бела дня.
— А ещё среди них два мага: один перс, другой венед. И сильные: даже через чашу чувствуется. Чего им всем здесь надо? Не того ли, что и нам? — озабоченно произнесла Асатра.
Царица поднялась, надела панцирь и пояс с мечом. Голос её стал суровым, тон — приказным:
— Сёстры! Как только поедим — уходим отсюда. Ты, Асатра, хорошенько запутай следы. Пусть эти маги ищут сокровища где хотят. А мы пойдём к Шхагуаше[47] и встретим зихов у Каменного моста и крепости Сосруко. Нападём на них или заставим напасть на нас. Вы знаете: набег не приносит чести, если за тобой никто не гонится.
— Почему же нам тогда не схватиться с росами? — осведомилась Ардагунда.
— А зачем нам это далёкое племя? Вот если мы сразимся с зихами, за них вступятся аланы и западные горцы, а за нас — сираки и равнинные меоты. И хитрецу Рескупориду придётся выбирать, с кем воевать. Это будет великая и святая война за золотые дары Солнца, и наша богиня будет довольна! — Царица широко взмахнула секирой. — Пусть звенит сталь, льётся кровь, горят аулы, стойбища, города — это лучшая жертва Артимпасе!
— Ты хочешь, чтобы я убила в бою Доко? — взглянула в глаза царице Ардагунда.
— Да! Или его отца, или брата, или кого-то из родичей. Чтобы между вами встала кровь. Чтобы тебе не пришло в голову убежать к нему. Потому что, — безжалостный голос царицы вдруг смягчился, — если ты даже избегнешь кары богини и общины, то всё равно не приживёшься там, где женщина — рабыня мужчины, где ему дозволено всё то, за что её казнят смертью или презрением.
В голубых глазах златоволосой жрицы выступили слёзы, голова её склонилась.
— Ты права, царица. И как всегда, хочешь нам только добра. Но откуда тогда взялись мы, что уже не можем жить среди остальных людей? Мне иногда кажется, что мы и сами не люди, а какие-то демоницы или волчицы, насильно обращённые в людей. Ты говоришь о царстве Матери Богов, но ведь в её времена женщины не носились на конях, не убивали, даже не жили отдельно от мужчин, своих сыновей растили сами. А охотились и защищали племя мужчины...
— Так было, пока мужья и сыновья Великой Богини не выучили мужчин запрягать быков в плуг, ездить на конях, ковать оружие и воевать, воевать — без конца и за что угодно. А Мать Богов слишком добра к своему семейству. За нас, свободных женщин, теперь стоит лишь Артимпаса-воительница.
