Как ни удивительно, но именно эта светлая, к которой Даннелион изначально отнесся с пренебрежением и считал помехой на пути к избавлению от проклятья, отнеслась к нему по-человечески и с пониманием. А сколько раз она ныряла вслед за ним в неприятности, желая помочь…
Вспомнились глаза Лары в последние минуты на плато, когда она умоляла его остаться. В них была надежда, не страх. Девушка больше не боялась, что он к ней прикоснется. И от этого у него на душе неожиданно потеплело. Даннелион и представить не мог, что способен на такие эмоции…
Эмоции… вот оно! Эмоции!
Озарение пронзило мага как молния. Этот Темный источник действительно не такой, как у полуночников! Тот питается кровью, этот — эмоциями. Даже сейчас Колодец ищет, перебирает, пьет его эмоции, стараясь реалистичными и устрашающими видениями вызвать их как можно больше.
Именно в этой части заклинания ошибка! Неверная жертва для подчинения! Он предлагал закрепить договор кровью, а нужно было…
Из последних сил маг принялся за работу. Даннелион понимал, что еще немного, и от болевого шока сердце может не выдержать. Растрескавшиеся губы беззвучно шептали врезавшиеся в память слова, изменяя, исправляя, создавая новый магический узор и дополняя старый.
Верна ли его догадка? Сработает ли?
Сознание Даннелиона стало затягивать дымкой беспамятства. Силы кончились…
А потом внезапно появились вновь! Резко, безо всякого перехода, он вдруг по самую макушку погрузился в темный прохладный океан мощи.
Тьма была вокруг, тьма пропитывала его. Тьма что-то шептала, проникая в разум. Почти живая, послушная и одновременно безумно голодная. Да, он тысячу раз был прав, когда подумал о том, что Колодец Мрака питается эмоциями!
Даже сейчас, подчинившись, тьма осторожно касалась его, цепляясь за последние воспоминания о Ларе. Осторожно, будто просяще усиливая их и одновременно пробуждая желание.
Даннелион резко выдохнул и, окончательно восстановив над своей силой контроль, открыл портал. Там, наверху, его ждали.
Я сидела на обсидианово-черном алтаре, обняв колени и раскачиваясь из стороны в сторону. Как же больно было осознавать потерю единственного мужчины, который заставлял мое сердце биться сильнее! И не от страха, как было всегда, а от совершенно противоположного чувства!
— Дан… Данчик! Пожалуйста, вернись! — вновь и вновь шептала я сквозь слезы. Но мольбы оставались без ответа.
Сколько так просидела — не знаю. Может, час, может, больше. Шевелиться не хотелось. С каждой минутой, проведенной в одиночестве, меня все больше охватывала апатия. А надежда увидеть того, кто неожиданно стал так дорог, таяла.
Внезапно перед алтарем взметнулся черный вихрь. Я испуганно вскрикнула, но тотчас замерла, не в силах поверить собственным глазам. В душе мгновенно вспыхнуло ликование: рядом стоял Дан!
Опомнившись, я в мгновение ока слетела с алтаря и бросилась ему навстречу.
— Дан! Дан!
Я бездумно повторяла его имя, больше всего в этот момент боясь, что он вновь может исчезнуть. Однако едва столкнулась с тяжелым взглядом, испуганно вздрогнула и замолчала.
Глаза Дана чернели бездонными провалами, из глубины которых на меня смотрела клубящаяся тьма. Смотрела жадно, оценивающе, словно бы готовясь попробовать на вкус. А в следующее мгновение на меня обрушилась давящая тяжесть ауры, вспыхнувшей вокруг темного мага. Да так, что коленки подкосились.
В тот же миг сильные руки подняли меня и прижали к мускулистому телу, а губы обожгло пьянящим поцелуем. И страх как-то разом отступил, уступая место страсти, огненной волной вскипевшей в крови. Она сожгла без остатка все сомнения и комплексы, оставляя лишь одно-единственное желание — принадлежать этому мужчине.
Одежду с меня Дан сорвал практически мгновенно, а сразу после этого я ощутила спиной холод каменного алтаря. Впрочем, мысли об алтаре тотчас вытеснили его губы. Дан покрывал мое тело жадными поцелуями, так что кожа буквально горела от его прикосновений и ласк.
Когда Дан успел раздеться сам, я даже не заметила. Очнулась лишь в тот момент, как он навис надо мной, позволяя разглядеть рельеф мышц и бархатистую загорелую кожу. Остатки моего смущения начисто смело желанием прижаться к разгоряченному мужскому телу. Я даже губу закусила, чтобы не застонать.
Руки своевольно скользнули ему на плечи, но Дан тотчас перехватил их за запястья и поднял над головой, прижимая к холодному камню. Я оказалась в плену, в ловушке, без возможности сопротивляться уверенным, дразнящим, ласкающим поцелуям. Да я и не хотела сопротивляться. Наоборот, сама тянулась за его губами, выгибалась в ответ, требуя еще и еще.
Внезапно Дан поднял голову, и я снова встретилась взглядом с горящей тьмой его глаз. Она жаждала, неистовствовала, требуя получить желаемое. Но теперь я, распаленная, ни о чем ином и думать не могла. Я хотела этого не меньше!
Однако Дан медлил. Склонившись надо мной, он тихо, хрипло прошептал в губы:
— Скажи, что хочешь этого. Сама. Скажи «да», Лара.
Разве могла я отказать?
— Да… да!
Собственный стон послышался словно откуда-то со стороны. Дан рванулся вперед, и меня обожгло болью проникновения. На доли секунды я словно протрезвела от страсти, почувствовав холод и твердость камня, на котором лежала, и боль, разливающуюся внизу живота. Но уже через мгновение не стало ни боли, ни холода, только жар его тела, шепот на неизвестном языке и уверенные ритмичные движения, заставляющие плавиться все мое существо.
Движения Дана становились быстрее, и с каждой секундой я ощущала, как нарастает и нарастает тягучая волна наслаждения. Поднимается, накрывая меня с головой и заполняя сумасшедшим наслаждением каждую клеточку тела. Я вскрикнула. Одновременно из груди Дана раздался глухой рык, и он, тяжело дыша, упал, прижимая меня к черному алтарю.
Сердце гулко стучало, отдаваясь где-то в висках. Частое прерывистое дыхание никак не получалось успокоить. Да и не хотелось. Я каждой клеточкой тела впитывала запах Дана, находясь в какой-то эйфории.
Только через пару минут, немного придя в себя, я осознала, что лежу на жутко неудобной холодной каменюке. Да еще и полупридавленная сверху немаленьким таким мужчиной. Тело ныло. Я поерзала, ненавязчиво намекая Дану, что желательно бы сменить положение на более удобное.
— Извини, солнечная моя, — шепнул тот, быстро перекатываясь на бок, подтягивая и прижимая меня к себе.
Мм-м, а мне, пожалуй, нравится такое прозвище. Да еще и таким низким, с хрипотцой, голосом озвученное.