…Сам дурак, нечего было меня доводить!
Я зажмурилась и снова помотала головой, пытаясь собрать мысли в кучу.
Что, если… где-то в глубине души и он мне нравится?
«Поцелуй демона» выводит наружу скрытые желания, самые искренние, самые настоящие. Значит, я хотела, чтобы это случилось? Или все-таки это было просто искаженное наркотиком восприятие действительности?
Я нервно отбросила одеяло в сторону, перевернулась на живот и накрыла голову подушкой. Дурацкий жест из детства, который почему-то всегда помогал сосредоточиться.
Попытавшись еще раз вспомнить собственные ощущения, я поняла, что опять краснею, да еще и всплыло какое-то странное тянущее, немного болезненное, но в то же время приятное чувство внутри.
Даже от подушки никакого толку!
Я села и отшвырнула ее в сторону. Покосилась на смятую постель. Наткнулась взглядом на неправильно — через одну петельку — застегнутую пуговицу ночной сорочки на груди. Представила, как их застегивал Янтарь.
И поняла, что есть только один способ выяснить, было ли все случившееся правдой или наркотическим наваждением.
Когда я ворвалась в комнату, громко стукнув распахнувшейся дверью о стену, огневик даже подскочил.
— Ана? Что?..
Я не стала его дослушивать. Задуманное требовало всей решительности, что у меня имелась, и я не знала, надолго ли ее хватит. Поэтому я как можно быстрее пересекла разделяющее нас расстояние, закинула руки ему на плечи, приподнялась на цыпочки и, напоследок ужаснувшись собственной безрассудности, поцеловала.
В первые мгновения Янтарь, кажется, растерялся, потому что застыл столбом и напрягся. Мне даже показалось, он меня сейчас оттолкнет. Я мысленно воззвала ко всем существующим богам и прижалась теснее, крепче обвивая его шею. Ну же! Отвечай! Не порти мне эксперимент, на который я решилась с таким трудом!
Боги меня услышали.
И когда спустя несколько очень долгих мгновений я отстранилась, тяжело дыша и с трудом держась на подкашивающихся ногах, то поняла: данный конкретный эксперимент нужно будет обязательно повторить. И даже, возможно, продолжить. Только попозже, когда у меня перестанет темнеть в глазах, а комната больше не будет кружиться в дикой пляске.
Хорошо, что мне достался такой догадливый муж, подхвативший меня на руки и перенесший обратно на кровать.
— Кажется, кому-то было велено оставаться в постели, — иронично произнес он, усаживая меня и накрывая ноги одеялом. Янтарные глаза сияли так, что мои губы невольно растягивались в улыбке, несмотря на внезапно нахлынувшую слабость.
— Кажется, кто-то мог бы и посидеть у постели больной жены, — капризно передразнила я, поерзав спиной на подушках. — Между прочим, когда тебе было плохо, я тебе даже книжку читала!
— Совершенно жуткий любовный роман.
— Зато как быстро ты от него уснул.
— Я от него сознание потерял!
Я прыснула от смеха, а Янтарь вдруг посерьезнел и посмотрел мне в глаза.
— Что мне для тебя сделать?
— Обними меня.
Я дождалась, пока руки сомкнутся за моей спиной, положила подбородок ему на плечо и на несколько мгновений закрыла глаза, просто наслаждаясь моментом и тем равновесием, которое воцарилось у меня в душе, стоило признать, что огневик мне очень даже не безразличен.
— А теперь хочу вишневый чай, поднос эклеров и любовный роман!
В «Четыре ивы» мы прибыли спустя неделю.
Путешествие оказалось невероятно утомительным. Мало того, что проводить сутки в карете — не самое веселое времяпрепровождение, а верхом нам ездить не позволяли: на фоне не прекращающихся покушений это было слишком опасно. Так еще принцу и принцессе не пристало останавливаться на постоялых дворах, поэтому всякий раз мы ночевали либо в поместьях тех «счастливчиков», которые находились у нас по пути, либо в домах городского головы. Их главное отличие от постоялых дворов заключалось отнюдь не в размерах кровати и качестве перины, а в том, что везде нас встречали с фанфарами. Это подразумевало под собой обязательный торжественный ужин в присутствии всех более-менее значимых людей со всех окрестностей. А временами еще и последующий бал, с которого нам, как виновникам торжества, потихоньку сбежать было категорически невозможно. Поэтому когда мы наконец оказывались в отведенной нам комнате, сил хватало только на то, чтобы рухнуть на кровать и мгновенно уснуть, прижавшись к Янтарю или в обнимку с подушкой, если Янтарь чуть замешкается. По утрам он с большим трудом заставлял меня подняться, угрожая оставить «отдыхать» в этом доме на несколько дней, если уж я настолько устала. С ужасом представив несколько дней таких же утомительных трапез и вечеров, я вскакивала как ошпаренная.
Лучше уж скорее оказаться в поместье.
В карете я в отличие от огневика спать тоже не умела. Поэтому, когда он дремал, уронив голову мне на плечо, оставалось только завистливо хмуриться и с тоской смотреть в окно, за которым сменяли друг друга одни и те же серые пейзажи: чем дальше на юг, чем ближе к Эльфийской стене, тем меньше зима оставалась похожа на зиму. Поговаривали, что это не только особенности местности, но еще и влияние Леса Перворожденных, в котором царит вечное лето, и, мол, у самой стены тоже круглый год цветы цветут.
За все то время, которое мы провели в «Четырех ивах» до отъезда в школу, снег выпал лишь однажды. И Янтарь тогда не преминул спустить меня с холма, подставив подножку. Няньку чуть сердечный приступ не хватил, а я, наверное, именно в тот момент окончательно решила для себя, что ненавижу этого мальчишку.
К нашим с ним новым отношениям я еще привыкнуть не успела. Когда тут было привыкать? Замкнутое пространство трясущейся на ухабах кареты иногда даже к разговорам не особенно располагало — язык бы не прикусить. Янтарь, кстати, один раз прикусил, чем вызвал неиссякаемый поток шуточек в свой адрес на ближайшие сутки. На более ровных участках дороги можно было почитать или развлечь друг друга извечным спором на тему, у кого лучше получается тот или иной магический трюк. Я больше не испытывала никакой неловкости от его присутствия, но еще стеснялась лишний раз прикоснуться, хоть и ловила себя на том, что прикасаться хочется все чаще.
Янтарь, кажется, тоже еще не до конца осознал, что больше не нужно старательно сдерживать себя, опасаясь меня спугнуть. А может, куда лучше меня понимал мое несколько смятенное состояние? Одно я знала точно: засыпать в его объятиях, ловить откровенно восхищенные взгляды и всякий раз немного неожиданные, неуловимо-будоражащие поцелуи мне нравилось. И хотелось уже скорее добраться до поместья, чтобы…
