Её слушали, не перебивая. Рус уже понял результат, он видел астральное тело Флорины — его невозможно не узнать: магистр — есть магистр, но что случилось с Томилой? Девушка его заинтриговала. Не зря получала свои лепты.
— Сражение шло от рассвета до заката, никто не мог взять вверх. Сверкали структуры, сотрясая землю, живая смерть умерщвляла все вокруг, жрицы летали по воздуху! Обе слабели и тут… Богиня благоволила своей Верховной жрице. Она сама снизошла на поле и лишила недостойную своей благодати! Более того, Томила потеряла само Посвящение… — закончила фразу трагическим шепотом. Откинулась на спинку и стала сжать возгласов «не может быть, такого не бывает», восторгов, недоверия, возмущения… троица молчала, ожидая развязки.
Эрлану все равно. Нет, это лучше для принца; девица подтверждает возможность перепосвящения, но спрашивать о взбесившихся осах — претит. Леон хотел воскликнуть, но заметил терпеливое ожидание Русчика и промолчал.
Наконец, продолжила сама:
— Бывшая Стандор могущественного ордена, зеленоглазая красавица превратилась в старуху. Красавица не вынесла уродства и бросилась в быстрые воды Эры! — воскликнула трагически-торжественно, — это наша река, — пояснила, обидевшись на невозмутимость слушателей.
— Спасибо, красавица, — поблагодарил Рус, вкладывая в её руку драхму.
— Не стоит, господин, — кокетливо ответила девушка, ловко пряча монетку в складках почти несуществующей одежды, — вы все равно заплатите за новости разносчику.
— Нам пора, — сказал Эрлан и поднялся. По пути к Вратам заметил, — никакого явления Лоос не было.
— Почему? — удивился Леон, — зачем ей врать?
Объяснил Рус:
— Потому что, когда Богиня являлась летом в Сиракский храм, то об этом на следующий день знала вся Гея. Даже мы в Тире узнали. Помнишь сколько слухов ходило? А приврала она для развлечения. Так интересней, согласись.
Леон, покачав головой, согласился, а Рус додумал: «Что-то мне подсказывает, что эти события связаны…».
До Анектии добрались в третью вечернюю четверть. Здесь, на севере их встретила промозглая сырость. Городские красоты не разглядывали, а почти бегом добежали до какой-то таверны у черта на куличках. Бег не дал замерзнуть в тирских одеждах, которые сберегали больше от пыли, чем от ледяного дождя.
Эрлан кивнул хозяину и тот лично проводил их в тесную комнату с тремя кроватями. Теснота — ерунда, главное — тепло.
— Гаспар, — этруск обратился к хозяину, — нам ужин сюда, провизии на три дня и одежду. Ясно?
— Сделаю, господин Эрлан! Только… — ненадолго замялся, — не ранее третьей утренней четверти.
— Но не позднее! Смотри у меня!
— Что ты, господин Эрлан! Когда я тебя подводил? — деланно обиделся хозяин.
— Потому и помогаю. Ступай.
— Строго ты с ним, — заметил Леон, когда Гаспар вышел.
— С такими иначе нельзя, — нехотя ответил Эрлан, — хитрый заяц, но у меня в силках крепко сидит. Отдыхаем. Так, принц? — опомнился и «передал бразды правления».
— Командуй Эрлан, — усмехнулся Рус, — здесь и дальше в дороге ты за главного.
Припасами в дорогу оказались три заплечных мешка забитые провизией и луки со стрелами. Одежда — длинные кожаные куртки на меху (зверя Рус не узнал и не спрашивал), пристяжные капюшоны, кожаные штаны с теплыми подштанниками, сапоги с войлочными вкладышами.
— А не жарковато будет? — одевшись, проворчал Леон.
— Вообще-то ты прав, — хмуро согласился Эрлан, — это на позднюю осень. Ну, Гаспар!
— Угомонитесь, ребята, — остановил ворчание Рус, — жар костей не ломит, если что — разденемся. Командуй, вождь! — он уже изучил, Эрлан шутки понимает. До определенной степени.
Столица Анектинского царства, город Анектия отличалась от других небольших городов просвещенной ойкумены разве только массивными зданиями с каминным или печным отоплением и полным остеклением даже бедных домов. Над некоторыми трубами уже вился дымок. В остальном же, в особенности кривыми запутанными улицами, полностью соответствовал стандартам центральных стран. Нет, бросалось в глаза еще одно существенное отличие — здесь часто встречались высокие этруски в своих дикарских одеждах и часто с волосами, заплетенными в две толстые косы, свисающие чуть ли не до груди. Хорошо хоть безбородые, переняли у просвещенных народов привычку к бритью. Научились бриться и отгородились от мира — не пустили Ищущих и остались без Звездных врат.
Так говорила молва. А на самом деле их единственных из всех орденов как раз и пустили. Изучили Звездную тропу и попросили обратно, оставив налаженный амулет Врат. Надеялись перестроить на Силу Призыва и обломились так же, как и все остальные ордена. Вот как раз после отключения единственных Звездных врат этруски и стали считаться закрытыми от остального просвещенного мира. Да и раньше, когда все находились в равных условиях (до открытия Путей Сквозь Тьму) почитатели Френома не жаловали чужаков и сами не любили путешествовать и до сих пор свои привычки не поменяли. Многочисленные представители этого дикарского племени в Анектии — вынужденное исключение. Купцы-ювелиры, беглецы, бродяги и посланники со всей большой Этрусии стекались сюда, в самое удобное место за сужением широких хребтов Каринских гор. Уменьшение расстояния, знаете ли, серьезно экономит Силу. А удобные торговые перевалы проходили в стороне от столицы Анектии, в восточных провинциях этого обширного размерами, но бедного населением царства. Поэтому столица так и не выросла в многолюдную.
Эрлан привел спутников к специальному месту, к Площади Этрусков — квадрат размером стадий на стадий, огороженный крупноячеистой деревянной решеткой с многочисленными торговыми точками. Вдоль забора через каждые десять — двадцать шагов скучали лучники-стражники. Решетка и стража — охрана более чем сомнительная, скорее декоративная, что и сказал Леон. Конечно в более грубой форме.
— Принц заметил, но скромно промолчал, а здесь есть чему удивиться, — ответил на замечание Леона Эрлан, — весь город перекрыт от открытия Звездных троп. Структура проще, чем над вашей виллой, но достаточная, чтобы нарушить «тропу». Может выкинуть неизвестно где или размазать во Тьме навеки. Единственное «чистое» место — эта площадь, которое местные обзывают «дикарским загоном».
— А вам не обидно? — удивился Леон.
— Глупо обижаться на неприятный дождь, который тебя мочит или на снег, который морозит. Это стихия. Молва, прозвища — тоже стихия, — ответил этруск.
— Ого, да ты философ! — удивился Рус, — а для бывших гладиаторов переведу — «какой с дурака спрос». Понятно? — сказал и сам устыдился за свою глупую остроту. Волновался.
