— Нет. В меня стреляли его лучники, — сказал Мела. — Но если бы я сражался с ним один на один, он победил бы меня. Гатала убил тот, у кого нет имени.
Эоган задумался. Да, Аэйт не ошибался в своем брате. Осталась только одна неясность.
— Зачем ты остриг волосы, Мела?
Мела отчетливо скрипнул зубами.
— Я покрыл себя позором ради Аэйта, — сказал он. — Я украл золото, потому что хотел выкупить его из плена. Фарзой срезал мои косы, отобрал мое оружие, а потом велел сбросить на копья, торчащие вверх наконечниками. Я сам не понимаю, как остался жив. Это колдовство…
Глаза Эогана блеснули так, что Мела ощутил это даже сквозь опущенные веки.
— Не радуйся, Эоган, — проговорил он. — Все это не имеет уже никакого значения. Я рассказываю тебе это только потому, что моя история уже никому не может причинить вреда. Не жди от меня большего. Лучше бы мне умереть тогда, на копьях, чем сейчас…
— Почему ты говоришь о смерти, Мела?
— Я был правой рукой Фарзоя, и Фарзой поставил меня вне закона. Я сложил свою жизнь к ногам Аэйта, и Аэйт меня предал, — ровным голосом сказал Мела. — Только враги были добры ко мне. Когда мир переворачивается и реки начинают течь по небу, остается только умирать. Что ты сделаешь со мной, Эоган? Скажи правду, чтобы я мог набраться мужества.
— Оно тебе понадобится, — отозвался Эоган. — Меч Гатала будет тебе по руке, старший сын Арванда.
— Я не понимаю тебя.
— Ты уже умер один раз, Мела, — сказал Эоган. — Река послала нам тебя, немого, как дитя, точно ты вышел из ее лона. Я дам тебе другое имя. Я отдам тебе свою сестру, Фейнне. Вместе с мечом Гатала ты поднял из травы его судьбу. А нам нужен вождь.
Мела почти ничего не понимал из того, что говорил ему этот недобрый, проницательный человек. Но то, что он сказал о вожде, было ему понятно.
Подумав немного, Мела спросил:
— Разве ты не можешь сам возглавить воинский союз?
— Нет, — тут же ответил Эоган.
— Почему?
Мела ожидал подвоха, но прямой ответ успокоил его.
— Я колдун.
И это тоже было понятно. Ни один воинский союз не потерпит в своей среде колдуна.
— Решай, Мела, — повторил Эоган.
— Ты, наверное, думаешь, что я захочу отомстить Фарзою за свой позор?
— Нет, — ответил Эоган. — Каждый из нас носит свое наказание в себе. За свою жестокость Фарзой накажет себя сам.
— Стало быть, у меня есть выбор, — медленно проговорил Мела.
— Я могу стать либо вождем своих врагов, либо их рабом.
Эоган усмехнулся.
— В сущности, это одно и то же, — сказал он. — Во всяком случае, для тебя и на первое время.
Мела поднял глаза и долго смотрел на кузнеца.
— Будь по-твоему, — сказал он наконец.
Эоган встал и громко крикнул в глубину дома:
— Фейнне!..
Мела увидел женщину. Она была тонкой и хрупкой, как девочка. Ее молодое лицо, странно похожее на лицо Эогана, показалось ему очень красивым. У нее были такие же светлые узкие глаза, но они не слезились, и в них не было красных прожилок. Длинноватый нос придавал ее лицу гордое выражение. На левой щеке у нее была ямочка, но присмотревшись внимательнее, Мела понял, что это маленький шрам от какой-то очень давней ранки. Может быть, в детстве напоролась на ветку или что-нибудь в том же роде. И когда он подумал о детстве Фейнне, у него вдруг заныло в груди.
Эоган подтолкнул женщину в спину, и она послушно подошла ближе. Она смотрела на Мелу словно из другого времени, из темного забытого прошлого. Две ее тонких косы были переброшены на грудь, и серебро волос тускло блестело, выделяясь на белом льняном платье.
— Вот Фейнне, — сказал Эоган, — она будет твоей женой.
Он еще раз легонько подтолкнул сестру вперед, и она взяла Мелу за руку. Пальцы у нее были узкие и теплые. Она смотрела не на Мелу, а на брата.
Широкоплечий, светлобородый, в рубахе навыпуск, босой, он стоял перед ними, разглядывая их так, словно они были творениями его искусных рук и не успели еще остыть после ковки.
— Вот Мела, старший сын Арванда, — сказал кузнец. — Он будет твоим мужем, Фейнне.
— Как ты скажешь, Эоган, — отозвалась женщина.
Мела прикусил губу. Неожиданно он почувствовал себя обманутым.
Они шли берегом реки, потому что леса здесь были непроходимы. Аэйт видел, как потемнело, меняя цвет, небо, и понял, что Элизабет вновь завела их в другой мир. Теперь его это уже не пугало.
Река постепенно становилась шире. Берега терялись в гиблых комариных топях. Они брели по старой гати, боясь остановиться, чтобы их не засосало в трясину. Заваленная гнилыми бревнами, заросшая осокой, река исчезла в болоте. Потом болото кончилось, и потянулись рыжие выжженные луга. Тяжелое небо странного темно-фиолетового цвета нависло над ними. Мутное солнце светило сквозь туман.
То и дело им встречались сгоревшие деревни. Над пепелищами белыми пятнами высились печи. Они словно хотели куда-то уплыть, и волны тумана колыхались вокруг них. То и дело путники натыкались на измятые шлемы, гнутые кирасы, ржавые мечи.
Аэйт шел и шел, не останавливаясь, точно какая-то сила гнала его через эти мертвые земли. Одноглазый плелся за ним.
Черные обгоревшие сосны торчали среди опавшей хвои, как пальцы на отрубленной кисти. Ни один звук не нарушал тишины. Это был мир давней войны. Она опустошила эти земли и ушла.
Но хуже всего было другое. Они не могли отсюда выбраться, потому что здесь не было реки Элизабет, которая несла свои зеленые воды через множество миров. Аэйт понимал это, но не останавливался. Его целью было не остаться в живых, а избавить свой мир от страшной злой тени.
— Аэйт, — хрипло сказал, наконец, одноглазый. — Куда мы идем?
Юноша отбросил с лица влажные волосы и поглядел на своего спутника.
— Не знаю.
— Что это за местность?
Аэйт видел, что одноглазый не на шутку испуган.
— Я не знаю, — повторил он.
Бродяга отступил от него на шаг и прижался к стволу обгоревшего дерева. Его единственный глаз загорелся желтоватым огнем, рот искривился.
— Щенок! — прошипел он. — Куда ты завел меня?
— Не знаю, — в третий раз сказал Аэйт. — Ты бывал здесь когда— нибудь?
— Ни разу. Этих мест просто не существует. — Бродяга озирался, как зверь, попавший в ловушку. — Сознайся, ведь это твое колдовство?
— Нет, — сказал Аэйт. — Это Элизабет смеется над нами.
— Элизабет? — закричал бродяга, теряя самообладание, и вдруг истерично захохотал, взвизгнув и несколько раз стукнувшись затылком о дерево. — Ты говоришь о реке?
Аэйт кивнул.
— Мы с тобой забрели в тупик, — добавил юноша. — Из этого мира нет выхода.
— Почему? — удивился одноглазый. — Если идти вперед и вперед, то можно, в конце концов, добраться до края.
